И действительно — в первый же день он добыл годовалого поросёнка всего в паре миль от Скьёвальда, и тот был настолько тяжёл, что его пришлось разделывать на месте. Шервард забрал с собой сердце и печень, а также наиболее лакомые куски — столько, сколько мог унести. Остальное же пришлось оставить на съедение падальщикам. Впрочем, юноша не сильно расстроился — в доме теперь не было недостатка в еде, так что это мясо было лишь приятным дополнением, не более того.
Тробб же, как и прежде, регулярно выходил в море на своей видавшей виды лодке. Он и впрямь старался измениться в лучшую сторону — Шервард ясно видел это. Но характер у старшего брата всё же был недостаточно твёрдым, чтобы тот в одночасье сумел избавиться от всего дурного, что было в нём. Он по-прежнему бывал груб с женой, да и с остальными домочадцами тоже, срываясь на них после тяжёлого дня. И по-прежнему он едва мог обходиться совсем без хмельного, хотя действительно изо всех сил старался не напиваться.
Однако же Шервард действовал на него магически. Стоило младшему брату лишь появиться, как старший тут же утихомиривался и либо уходил спать, если был уже достаточно пьян, либо же на какое-то время выходил, чтобы затем вернуться с виноватым видом. Однажды он даже попросил прощения у Лийзы за какое-то особенно грубое слово.
Временами, когда Тробб был не пьян, братья могли заполночь засиживаться на завалинке у дома, о чём-то тихонько разговаривая. После таких разговоров старший возвращался словно очистившимся. В такие минуты он даже мог приласкать жену, задёрнув лежанку старой потёртой занавеской. Отец и Генейра к тому времени уже обычно спали, а Шервард лежал, стараясь не вслушиваться в возню супругов, и мысли его вновь устремлялись через Серое море в Шевар.
В общем, жизнь семейства заметно выправилась, и всё же Шервард чувствовал, что ему придётся остаться здесь, несмотря на заверения Тробба, и уже успел с этим смириться. Сейчас же он ждал известия от ярла Желтопуза о прибытии Враноока. Ему не терпелось увидеть человека, который, кажется, собирался встряхнуть весь свет.
***
Из Реввиала прибежал парнишка лет пятнадцати, передавший сообщение Желтопуза, что, если не случится чего-то непредвиденного, конунг Враноок прибудет завтра. В последние пару дней море снова слегка штормило, но, разумеется, это не могло стать препятствием для келлийских драккаров. Да что драккары! — даже Тробб сегодня поутру вышел на промысел. Так что непогода уж точно не могла бы помешать Вранооку.
Следующим утром Шервард отправился в город. Он взял повозку, полагая пополнить кое-какие запасы. Тробб, не будучи больше дружинником, разумеется остался дома.
Когда юноша прибыл в Реввиал, оказалось, что драккар конунга уже находится в порту. В лёгком волнении от предстоящей встречи, он направился к ярлу Желтопузу, но вполне ожидаемо не застал его на месте. Однако он был приятно удивлён, когда встретивший его дружинник сообщил, что ярл просил сразу же препроводить его туда, где состоится собрание.
Шервард направился к большому дому, стоявшему почти в центре Реввиала. Дом этот был знаком каждому, кто когда-либо бывал в городе, и построен он был именно для таких случаев. На Баркхатти система управления заметно отличалась от имперской. Ни один ярл не считался владельцем города вроде Реввиала. По большому счёту, они и владельцами земельных наделов были в достаточной степени номинальными. Ярл был главой клана, члены которого чаще всего были свободными землевладельцами, и в этом смысле он действительно мог оказывать некоторое влияние на определённой территории. Но ярлы не были феодалами в привычном понимании этого слова.
Так что в каждом городе на острове были такие вот дома, которые служили для сбора окрестных ярлов и их приближённых. Именно таким образом обычно и решались вопросы на Баркхатти — совместными договорённостями глав местных кланов.
Шерварду никогда прежде не доводилось бывать внутри, ведь ещё совсем недавно он был простым охотником, не носящим наруч. Да и далеко не всякий дружинник мог похвастать тем, что его приглашали на сход ярлов. Так что юному воину был вполне простителен тот самодовольный вид, с каким он шагнул в ворота, ведь в данный момент его буквально распирало от гордости.
В огромном зале, освещённом несколькими жаровнями и солнечным светом, льющимся через большие волоковые окна, оказалось не так уж много людей — всего около трёх-четырёх десятков, так что появление Шерварда не могло остаться незамеченным. Войдя, он, склонив голову, дважды ударил себя в грудь кулаком правой руки, облачённой в наруч. Это было стандартное приветствие на островах в случае, когда не было возможности поприветствовать каждого присутствующего.
Привыкнув к полумраку, он тут же увидел Желтопуза и ещё нескольких знакомых людей. Здесь, к сожалению, не было ни Лебланда, ни Тибьена, но он заметил Диона по правую руку от ярла. Желтопуз, едва завидев Шерварда, махнул ему рукой, призывая подойти. Тот не заставил себя просить дважды, подошёл и сердечно поздоровался с ярлом и его окружением.
Интересно, что Желтопуз и двое-трое из его приближённых были здесь, пожалуй, самыми молодыми, по крайней мере, до тех пор, пока не вошёл Шервард. Большинство других воинов были заметно старше.
— Ты как раз вовремя, брат! — после всех приветствий возвестил ярл. — Враноок скоро будет здесь. Почти все уже собрались. Вон ярл Одноухий, а вон там — ярл Ветрогон. Я познакомлю вас позже. Ждём ещё ярла Зубоскала — говорят, он уже в Реввиале и вот-вот прибудет. Только Вёслобородый отказался от встречи… — Желтопуз язвительно скривил губы. — Он, видите ли, не желает видеться с выскочками вроде Враноока…
Шервард невольно смутился. Вёслобородый был ярлом его клана, и сейчас он словно бросал тень на всех Гриммандов. Не случайно люди вроде самого Шерварда или того же Тибьена, несмотря на принадлежность к клану, пошли под начало Желтопуза. На островах подобное не запрещалось, хотя, разумеется, юноше было бы куда приятнее служить под началом своего ярла и в окружении людей из его клана.
— Тебе нужно будет выступить, — предупредил между тем Желтопуз. — Тавер — одно из ключевых мест для нашего дела, и Враноок наверняка пожелает из первых уст узнать, как там обстоят дела, тем более, что они гораздо лучше, чем мы ожидали.
— Но… — опешил Шервард, который не предполагал подобного поворота. — Я не смогу… Может быть, будет лучше, если ты всё расскажешь с моих слов?..
— Одна бабка сказала твоей тётке, чтобы та передала моей мамке… — передразнивая, рассмеялся Желтопуз. — К чему такие сложности, когда есть ты? И язык у тебя подвешен получше моего! Не робей, брат! Если ты ещё не заметил — теперь ты стал весьма важной птицей!
Это, разумеется, было приятно, но всё же Шервард очень распереживался. Настолько, что ему даже захотелось отлить. Но он не успел — внезапно усилился гул голосов снаружи, а затем в зал вошёл Враноок. Он шёл в сопровождении не только своих людей, но и рука об руку с ярлом Зубоскалом и его свитой, однако же Шервард, никогда прежде не видевший этого человека, безошибочно мог отличить его ото всех остальных.
Ярла Враноока (или конунга Враноока, как он предпочитал именовать себя сам, и как его именовало большинство жителей Баркхатти) боги явно изначально задумывали как великого вождя. И Отец, и Воин наделили его щедрыми горстями всеми теми качествами, какие только ожидаешь встретить в предводителе воинственного народа.
Келлийский архипелаг вообще славился высокими и крепкими людьми. Тот же Шервард, будучи вполне заурядным по меркам Баркхатти, в Тавере, как мы помним, поначалу произвёл настоящий фурор, и первоначальные слухи говорили о том, что он — настоящий великан. Впрочем, разумеется, никаким великаном он не был, однако же на большинство своих шеварских знакомых он обычно глядел чуть сверху вниз.
Враноок же выглядел великаном даже среди келлийцев. Насколько Шервард мог оценить, тот был на две головы выше него самого и настолько широк в плечах, что, будь на нём меховой плащ, он скорее сошёл бы за горного медведя, нежели за человека. Несколько нетипичные для островитянина иссиня-чёрные волосы, перехваченные в простой хвост, и такие же глубокие чёрные глаза, за которые он и получил своё прозвище. Многих пугали эти глаза — ходили слухи, что Враноок был ещё и колдуном.