Каррис не знал, что ему делать. Он лежал, закрыв глаза, и хотел утонуть в перине, раствориться в ней, лишь бы оказаться подальше от мессира. Часть его рассудка, кажется, понимала, что тот был лишь плодом его воспалённого воображения, но сейчас он казался таким реальным.

– Простите… – неожиданно для самого себя вдруг пискнул он, несмело открывая глаза. – Простите меня, мессир… За всё…

– Только если ты возьмёшь себя за шкирку и вытащишь из этого болота, парень. Ты давно уже вырос из Олни Стайка, и довольно давно перерос Карриса. Каладиус – это то, кем тебе суждено было стать. А мне было суждено стать тем, кто откроет тебе эту дорогу. Лишь так я могу войти в историю, и раздери меня все демоны преисподней, если я позволю тебе это испортить!

– Но взяв ваше имя, я взвалил на себя весь этот груз… Что мне делать с ним? Мне кажется, я выбрал неверное решение…

– Выбери другое, – пожал плечами Каладиус. – Я, конечно, буду разочарован, но это пустяки в сравнении с падением со скалы.

Удивительно, но он сказал это как-то просто, без малейшего упрёка, словно о чём-то незначительном. Так, что Каррис почти не почувствовал укола совести.

– Но у меня есть бумаги только для Карриса и Каладиуса… А Каррис официально мёртв…

– Умоляю! – фыркнул мессир. – Да что это значит? Что это за официальность такая? Чем это зафиксировано? Одной из тысяч строчек в огромной книге магистрата Киная? Ты жив для всего мира, парень, кроме небольшой кучки людей с короткой памятью. Езжай в Латион, как собирался, и там никто никогда не узнает о том, что Каррис сгорел при пожаре. Да даже если ты через год вернёшься сюда, я думаю, никто не вспомнит эту историю!

– Вы думаете?..

– Я знаю. Коль у тебя кишка тонка для того, чтобы быть Каладиусом – оставайся Каррисом. С твоими талантами ты легко найдёшь наставника из Академии, а там уж недолго и до диплома.

– Спасибо, мессир… – просипел Каррис, чувствуя, что у него перехватывает горло.

– Ладно тебе! – махнул рукой Каладиус, вставая. – Быть первым учителем легендарного волшебника тоже неплохо. Смотри, не забудь поминать моё имя при случае!

– Никогда! – с юношеским пылом воскликнул Каррис, чувствуя, что по изрубцованной щеке побежала слезинка. – Я всегда буду помнить вас, мессир!

– Ты употребил сразу два одновременно самых смешных и самых трагичных слова в человеческом языке, парень, – усмехнулся Каладиус. – Живым практически не дано целиком постичь смысл слов «никогда» и «всегда». Они употребляют их часто, и почти всегда не к месту. Но ты юн, и пока что тебе это простительно. Ладно, рад был с тобой поболтать, но мне, пожалуй, уже пора.

– Мессир! – окликнул его Каррис, когда маг уже стоял на пороге. Каладиус остановился и насмешливо поглядел на бывшего ученика, словно зная наперёд, что ему нужно. – Мессир, последний вопрос… Скажите, а умирать больно?..

– Что я могу знать об этом, парень, ведь я – всего лишь галлюцинация, – блеснув зубами, ухмыльнулся Каладиус и вышел. Через дверь, как делают все люди.

***

В густых сумерках, предвещавших безлунную ночь, в порту можно было разглядеть странную фигуру. Несчастного необычайно трясло – то ли от тяжкой болезни, то ли, что вернее, от тяжкого похмелья. Он подходил к матросам, что-то спрашивая у них, но многие с явным отвращением отшатывались, едва лишь видели его лицо. Наконец обессилевший бедолага сделал то, с чего, пожалуй, следовало бы начать – подозвал мальчишку, одного из тех, что всё ещё слонялись по порту, несмотря на быстро сгущающуюся тьму, и что-то пробормотал ему, сунув в руку монету.

Паренёк кивнул и стрелой помчался вдоль причалов, приставая к морякам с расспросами вместо своего нанимателя. Некоторые моряки гнали парня взашей, но тот не отчаивался. И через некоторое время нашёл то, что искал. Быстро вернувшись к трясущемуся человеку, который сидел на бухте старого каната и, похоже, чувствовал себя совсем скверно. Тем не менее он поковылял вслед за мальчишкой к небольшому кораблику, уже готовившемуся отплыть, пользуясь отливом.

Всего несколько слов и звон небольшого кошеля – и человек неуклюже взобрался по трапу, а менее чем через полчаса корабль, подняв паруса на своей единственной мачте, отошёл от причала, унося из Киная то ли мессира Карриса, то ли мессира Каладиуса.

Глава 19. Латион

«Кавел», небольшой и неказистый одномачтовый шлюп, направлялся в Шербан – довольно крупный город, лежащий на побережье Калуйского моря и известный на весь мир производством знаменитых саррассанских шелков. Естественно, пункт назначения был неслучаен – именно шёлк был основным товаром, который перевозило судно.

На судне была одна единственная каюта, предназначавшаяся для капитана, а остальной небольшой экипаж ютился прямо в трюме. Именно эту единственную каюту и занял странный пассажир, невесть откуда взявшийся. Шкипер не слишком-то хотел брать кого-либо на борт – «Кавел» не был предназначен для этого, но деньги, не просто обещанные, а тут же уплаченные типом с искорёженным лицом, изменили его взгляды. Похоже, этому человеку просто позарез было необходимо как можно скорее вырваться из Киная, так что он ухватился за первую же подвернувшуюся оказию.

Шкипер подозревал, что у незнакомца были нелады с законом, но эта была одна из тех вещей, что практически его не занимали. Деньги есть деньги, а хорошие деньги – это всегда хорошие деньги. Кроме того, находчивый капитан утешал себя мыслью, что в любом случае оказывает родине услугу, увозя возможного преступника в Саррассу, где тот, вполне вероятно, рано или поздно закончит свои дни в подвесной клетке на городской площади.

Было заметно, что нежданный пассажир не в себе. Он трясся так, будто находился среди тайтановых льдов. Капитан сперва решил, что тот очень болен, но затем понял, что это, скорее всего, то ли весьма жёсткое похмелье, то ли наркотическая ломка. Тем не менее, он без особых проблем согласился уступить свою каюту за дополнительную плату, и пообещал, что туда никто не войдёт без дозволения. Пассажир попросил высадить его в порту Шатра, и поскольку это было по пути, шкиперу было нечего возразить.

«Кавел» шёл почти порожняком – лишь несколько небольших тюков в трюме. Капитан полагал, что скорость, которую он приобретёт, компенсирует упущенную выгоду. Он уже очень давно ходил этим маршрутом, о чём свидетельствовала соль, выступившая на швах и сгибах его морской куртки, так что его опыту в данных делах вполне можно было доверять.

Что касается незнакомца, то весь его багаж составлял довольно небольшой свёрток. Капитан не знал, да и не интересовался тем, что находится в этом свёртке, но поскольку нам этот странный пассажир знаком куда лучше, мы вполне можем заглянуть туда. На самом деле, кроме внушительного мешка с серебром, бритвы и свёрнутого плаща там было лишь две книги – «Магия граней» и трактат по геометрии.

Как мы видим, Каррис оставил в Кинае практически все свои книги – свои главные сокровища, причём даже не надеясь однажды вернуться. Это было продиктовано стремительностью его отъезда. Едва лишь придя в себя после своего видения, он, потратив на сборы не больше четверти часа, выбрался из особняка и направился прямиком в порт. Перед этим он предусмотрительно выбросил бутылку с остатками настоя в нужник, словно опасаясь, что решимость может оставить его.

Как мы знаем, он нашёл первый же попавшийся корабль, уходящий в Саррассу. Для него главным было то, как скоро отчалит судно, опять же потому, что он не доверял более своей воле. Наконец-то он сумел честно признаться себе, что не может справиться со своим пристрастием, а потому единственным способом было бегство. Корабль представлялся для этого отличным средством.

Почему Каррис выбрал именно Саррассу, а не Палатий? Дело в том, что отношения между северным королевством и Латионом по-прежнему оставались весьма натянутыми, если так можно охарактеризовать вялотекущую войну. А вот по Великой имперской дороге, несмотря на вечную антилатионскую риторику империи, шёл нескончаемый поток торговцев, так что добраться до Латиона не представляло никакого труда.