Впоследствии мессир Каладиус, каким бы мизантропом он ни был, часто сожалел, что его не оказалось в столице в эти роковые месяцы. Но судьба распорядилась именно так…
Глава 40. Мать и дочь
– Не сегодняшний день для меня – день скорби, – король был заметно пьян, поэтому говорил довольно невнятно, однако же его речь тут же повторял глашатай, выкрикивающий слова в специальную медную трубу. – Ибо не сегодня я теряю сына, но потерял его ещё в тот день, когда он замыслил убить собственного отца. Сегодня – день справедливости и возмездия! Посмотрите туда, этот человек когда-то был мне сыном…
Толпа в этот раз молчала. Не было обычных криков зазывал и торговцев, не было смешков и ругани, не было обычной житейской болтовни, что сливается в один гул. Лица собравшихся были печальны, в глазах многих женщин стояли слёзы. Это был страшный день для королевства и его жителей. Там, на высоком помосте эшафота, стоял изувеченный юноша с оплывшим от побоев лицом. Принца пытали наравне с другими подозреваемыми, а может даже и сильнее, словно надеялись, что он умрёт под пытками и не доживёт до этого дня.
Двое подручных палача держали несчастного под руки, потому что самостоятельно стоять он не мог – у него были раздроблены ступни. Осуждённый уже давно ничего не говорил и не пытался оправдаться – похоже, он ждал лишь, чтобы всё поскорее закончилось. Тем не менее, растерянные люди, с ужасом взирающие на происходящее, прекрасно понимали, что он ни в чём не виновен. Жители столицы были искушёнными зрителями – они частенько собирались на этой площади, чтобы поглядеть на казнь очередного мятежника, и поэтому давно уже поняли, что ни в одном королевстве не может быть такого количества заговорщиков.
То, что король так поступил с собственным сыном, ужасало больше всего. До того времени многим казалось, что под этими нелепыми предлогами Конотор просто избавляется от неугодных, но теперь всем было видно, как глубоко он пал в своём безумии. Вот и сейчас лицо его, слегка искажённое скорбью, всё же было полно решимости и веры.
Рядом с Конотором присутствовала и королева-мать. Она была на грани обморока, но всё же не посмела ослушаться мужа. В отличие от дочери – Силия уже много дней не выходила из своих комнат и не желала разговаривать ни с отцом, ни даже с мамой. Она упорно игнорировала тех посланников, что несколько раз присылал к ней король, а насильно тащить принцессу для разговора с отцом никто не решался.
– Он был кровью от крови и плотью от плоти моей, – продолжал Конотор. – Но он преступил священные законы общества и богов. Пред богами он ответит в свой черед, а теперь настало время ответить перед людьми! – голос короля внезапно окреп, так что его теперь стало слышно и без глашатая. – Конотор Тионит! Я лишаю тебя титулов, земель и наград, и предаю твоё имя позорному забвению за то преступление, что ты совершил!
Это была стандартная в таких случаях формулировка, и её произносили вне зависимости от наличия тех самых титулов, земель и наград. Впрочем, титул у приговорённого был.
– Также я лишаю тебя фамильного имени! – этого уже не было в общепринятой форме; здесь король говорил лично от себя. – Твой род отрекается от тебя, как ты отрёкся от своего рода! Я нарекаю тебя Конотором Презренным, и с этим именем ты ступишь на Белый Мост!
Глухо зарыдала королева, уткнув лицо в платок. Горестный вздох пронёсся над площадью, кое-где заголосили бабы, лишённые необходимости соблюдать этикет. Глухо забил барабан – это был сигнал к началу казни.
К принцу подошёл арионнитский священник, что-то наскоро пробормотал и отошёл, будто боялся, что и его также заподозрят в заговоре. Конотора подтащили к плахе и опустили на колени. Собственно, подручные просто перестали поддерживать его, и он рухнул, не имея сил стоять на разможжённых ногах.
Подошёл палач, держа в руках топор. Это было ещё одно свидетельство того, что казнённый больше уже не был принцем, поскольку членов королевской семьи положено было казнить мечом. Королева, не имея уже сил одновременно и скорбеть, и бояться супруга, зарыдала в полный голос, и этот надорванный плач донёсся до подсудимого. Однако юноша был слишком измучен, и оставался безучастным ко всему – он даже не поднял головы. Но зато августейшую скорбь поддержали простолюдинки – площадь огласилась причитаниями и рыданиями.
И вдруг всё стихло, потрясённая тишина накрыла город. Это начал своё падение топор. Мгновение – и раздался глухой стук, которым многим показался громче самого страшного грома. Королева лишилась сознания, но никто не спешил приводить её в чувство, желая дать несчастной матери хоть несколько минут блаженного неведения.
***
Рент Бабер был единственным пунтийцем среди ближайшего окружения короля Конотора. На несколько лет старше своего повелителя, он выглядел заметно лучше. Высокий и слегка грузноватый, он имел вполне приятную внешность, которая многих вводила в заблуждение. Неряшливо обрезанные седеющие волосы, торчащие во все стороны, большие тёмные глаза и какое-то рассеянно-добродушное выражение лица придавали ему сходство то ли с аптекарем, то ли с трактирщиком. В любом случае он выглядел этаким простаком, не прячущим камня за пазухой, располагающим к себе с первого взгляда. Рент частенько пользовался этим и считал это отличным подспорьем в своём ремесле. Умение расположить к себе – бесценное качество для убийцы.
Рент Бабер появился при дворе года четыре назад. Безвестный дворянчик из Загорья – вот кем он был. А теперь он – приближённый латионского короля, а в делах некоторого рода – его правая рука и главный поверенный.
Прибыв в Латион, Рент Бабер довольно быстро разобрался в том, какие ветры дуют в этом городе, и, будучи человеком предприимчивым, быстро оседлал один из таких потоков, который свёл его с нужными людьми, вхожими во дворец. Поскольку пунтиец охотно брался за любые поручения, делал их аккуратно и чисто, но при этом проявлял интеллект, отличающий его от простых исполнителей, вскоре он свёл знакомства с весьма высокопоставленными людьми.
Казалось бы, с такими талантами Баберу была прямая дорога в Гильдию Теней, где он снискал бы себе и своеобразную славу, и несомненное богатство, но честолюбивый пунтиец, похоже, изначально метил значительно выше. Он хотел стать одним из тех, кто может запросто входить к королю, скакать рядом с ним во время охоты, пить вино из одной и той же бутылки. Казалось бы, для человека с подобным происхождением и видом деятельности это было несбыточной мечтой, но только не во времена короля Конотора.
Вечно боящийся покушений монарх делал всё, чтобы сохранить свою жизнь. Поговаривали, будто он ежегодно выплачивал Гильдии Теней огромные суммы, дабы быть уверенным, что она никогда не возьмётся за заказ, направленный против него. Поэтому, когда он узнал о Ренте Бабере и о той репутации, что он заслужил, он незамедлительно приказал представить ему пунтийца.
Бабер произвёл впечатление на короля Конотора. Они говорили больше двух часов о способах покушений, причём пунтиец, понимая, что поставлено на кон, не таясь, рассказал о некоторых случаях из личного опыта. Конотор был впечатлён. Он был уверен, что если завербует Бабера, то убьёт сразу двух зайцев – не только получит опытного охранника, но и избавится от потенциальной угрозы. Так что в тот же день Рент Бабер сделался начальником созданной специально для него службы безопасности дворца.
Теперь в его задачу входил подбор ловких ребят, сведущих в своём деле, а также вербовка многочисленных шпионов среди челяди и придворных. Он хотел опутать дворец такой частой сетью, чтобы в её ячейки не просочилась бы и мышь без того, чтобы кто-то её не увидел и не зафиксировал. Как мы уже знаем, в целом ему это удалось.
Рент Бабер был авантюристом до мозга костей. Он не строил иллюзий на свой счёт и прекрасно понимал, что однажды сам окажется на эшафоте, поскольку ясно видел, во что превратился его хозяин. Но это нисколько не огорчало предприимчивого пунтийца – он воспринимал это как неизбежную плату за своё нынешнее положение. И эта плата казалась ему вполне соразмерной.