Значит, это было задание. Судя по тому, что на нём сейчас были доспехи, стоимостью не меньше полусотни латоров [18] , а также кинжал, тоже тянущий латоров на пять, а может и больше – задание прошло успешно и было щедро оплачено. А это значило, что пока что можно расслабиться и принять наконец ванну, чтобы избавиться от тяжёлого запаха. И, конечно, побриться!

Завтра он отправится к мастеру Когтю, чтобы прощупать почву. Однако он очень сомневался, что старый лис расколется, даже если он в курсе. Но – попытка не пытка! Идти к Командору не имело смысла, да и не мог обычный мастер, пусть даже мастер шестого круга, явиться к Командору просто так, без вызова, по своим личным делам.

Немного успокоившись, и найдя наконец какое-то логическое объяснение происходящей фантасмагории, Варан поднялся с кресла. Почтительно молчащие до этого ученики, даже не шевелящиеся, чтобы не нарушить течение мыслей мастера, наконец смогли переменить позы, громко вздохнуть или расправить онемевшие члены. Вежливо кивнув присутствующим, Варан поднялся наверх, где ему уже вовсю готовили ванну – наполняли довольно большую бадью тёплой водой.

Не дожидаясь, пока бадья наполнится, Варан, быстро раздевшись, с блаженным стоном погрузился в воду, которая мгновенно стала темнеть от обилия грязи, налипшей на отощавшее тело мастера Теней. С большим интересом осмотрел предплечье правой руки, на котором обнаружились два хорошо затянувшихся шрама – явно следы сквозной раны, вероятно, от стрелы или тонкого стилета. Интересно, какие ещё отметины оставил на его теле минувший год?

Но узнать это он успеет позже. Варан всегда любил ванну – именно тут его мозг работал лучше всего. Когда тело разнеживалось в горячей воде, мысли, так же как и кровь, начинали бежать быстрее. Поэтому сейчас Варан воспользовался моментом, чтобы попытаться восстановить то, что казалось забытым. Он нисколько не сомневался, что его мощный разум легко справится с данной задачей. Иначе и быть не может!

От тёплой воды и усталости Варана клонило в сон. Мысли, которые должны были ускориться, наоборот стали ползти, словно сонные мухи. Огромным усилием воли мастер Теней заставил себя сосредоточится на том самом дне, девятом дне прошлого увиллия, после которого в памяти была лишь пустота. «Я могу это вспомнить!» – стискивая зубы, заклинал себя Варан. – «Я могу вспомнить!»

– Вы можете вспомнить, друг мой! – внезапно раздался странно знакомый голос в его голове.

Этот голос почему-то не напугал Варана, не заставил его выскочить из бадьи и схватиться за меч. Более того, всё ещё подносящие ведра с водой ученики, его, похоже, вовсе не слышали. И Варан понимал, что этот голос крайне важен, что за него нужно хвататься, словно за бревно в стремнине, потому что только он и способен вынести к берегу.

– Вы можете вспомнить! – вновь произнёс тот же голос.

И тут Варан вспомнил…

Глава 24. Крах иллюзий

Солана чувствовала себя опустошённой. Выжатой досуха, растоптанной, измельчённой в труху. Глядя, как её гоблины пируют на останках солдат, она не чувствовала ничего, кроме сосущей пустоты. Упоение битвой прошло и пришло осознание.

Она убила сотни людей. Некоторых – практически собственными руками. Её красивые мечты о том, что она станет для Паэтты освободительницей, похоже, рушились, словно песчаный замок. Теперь никто не станет вести с ней диалог. Её постараются уничтожить, как взбесившуюся собаку, как Гурра с его выродками.

Однако, чем больше об этом думала Солана, тем больше оправданий для себя находила. Ведь, по сути, ей даже не дали возможности объясниться. На неё напали внезапно, сзади, и к тому моменту, когда она оказалась от преследователей на расстоянии, приемлемом для переговоров, ей уже ничего не оставалось, кроме как постараться уцелеть. Так что здесь была обычная оборона.

Возможно, в следующий раз всё будет так, как она задумывала. Войска будут встречать её лицом к лицу, и тогда уж она не упустит шанса объясниться. В конце концов, худой мир лучше доброй войны. Какими бы упёртыми ни были военачальники, они прислушаются к голосу разума.

– Жрите, – устало бросила она гоблинам, с визгами раздирающим тела людей, лошадей и других гоблинов, павших в бою. – Это – последний раз, когда вы едите человеческое мясо.

Будь Солана протокреаторианкой, она, конечно, возмутилась бы такому обращению с человеческими останками. Да и ни одна другая религия, естественно, подобного не одобряла. Арионниты скорбно заламывали бы руки, ассианцы – бессильно ругались бы, глядя на творившееся вокруг…

Но Солана была не особенно верующей. Точнее, она исповедовала собственную веру, которая утверждала, что всем богам, какие только есть в Сфере, одинаково плевать на людей, их жизнь и поступки. То, что рвали сейчас её гоблины, не было людьми. Это было просто мясо, которое можно было, конечно, оставить бессмысленно гнить здесь на радость воронью, а можно – пустить в дело с пользой. Для девушки выбор был совершенно очевиден.

Солана знала, что её гоблины недоедают, что они непривычны к таким долгим переходам. Это делало их слабыми воинами. Сегодня она разгромила отряд примерно в тысячу человек, и заплатила за это несколькими тысячами гоблинов – сколько именно их погибло, она, естественно, сосчитать не могла, но, вполне вероятно, речь могла идти и о десяти тысячах. Дав выжившим вдоволь наесться мясом, она повысит их шансы выживать и дальше. Конечно, вдоволь тут не получится – такую прорву не прокормишь таким количеством, но по сравнению с тем, что они ели до того, это уже кое-что.

Она поймала себя на том, что мысленно уже не раз назвала гоблинов «своими». И наоборот – у неё никак не получалось думать о напавших на неё кавалеристах иначе, чем о врагах. Она даже жалости почему-то к ним почти не испытывала. Вот так вот, наверное, и становятся теми, кого люди станут почитать злодеями. Невольно, случайно – но потом уже не отмыться от этого.

Около двух часов ещё провела Солана на этом безымянном поле, хотя её порядком мутило от запаха крови и внутренностей. Однако она сносила всё это мужественно. С одной стороны, это была своеобразная епитимья, которую она наложила сама на себя за невольно свершённый грех. С другой – она просто хотела быть со своим войском даже сейчас, посреди этой тошнотворной вакханалии, ведь только так можно стать хорошим предводителем. Надо сказать, что она явно ощущала, что гоблины чувствуют её присутствие и благодарны ей за это, насколько вообще могут быть благодарными эти животные.

Затем, поскольку солнце было ещё высоко, войско Соланы вновь двинулось на север. Однако ушли недалеко – не более трёх миль. Там на пути им встретилась небольшая роща. Она выглядела так умиротворяюще – золотистые листья клёнов, красноватые листья осин, перешёптывающиеся на лёгком ветерке. Рощица была довольно редкой, так что вся была пронизана осенним светом. Толстый ковёр мха, уже довольно плотно устланный опавшей листвой, так и манил прилечь. И Солана решила, что сегодня она дальше не пойдёт. Останется на ночь в этой уютной рощице.

Несмотря на то, что ещё недавно она задумывалась о доле предводителя, который должен делить всё со своими подчинёнными, на этот раз она дала чёткий приказ своим гоблинам оставаться вне рощи. Она хотела побыть тут одна, насколько это было возможно, учитывая, что даже отсюда она чувствовала их вонь, которую приносил ветер, слышала их визгливые свары, видела сонмище серых теней, окруживших рощу, как море окружает остров.

Сама, как в былые времена, ножом очистила от мха площадку и развела огонь привычным уже огнешаром. Сама натаскала хвороста. Есть не хотелось – воспоминания о кровавом пире её воинов, вероятно, надолго отбили у Соланы аппетит. Она просто сидела, обхватив руками колени, и глядела на пляшущие языки костра, заворожённо наблюдая, как медленно обращается в дым обугленное дерево.

Она уснула задолго до того, как наступила ночь. И наконец смогла встретиться с Симмером. Очевидно, что бы там не говорил старый демон, но сил его пока не хватало, чтобы связываться со своей протеже наяву.