Два акта спектакля пролетели как два мгновения. Зал жил прекрасной историей любви вместе с актёрами. Яна видела, как глубоко зрители прониклись тем, что происходило на сцене. У многих в глазах стояли слёзы. А ведь пьеса была очень непростой — о чувствах, которые вспыхнули между городским юношей и дамарийской девушкой. Её роль исполняла Уйгу. Яна даже представить её на сцене не могла. Но в этом она вся — отдаётся чувствам без остатка. Она любит так искренне и преданно, что не могла не разделить страсть любимого к театру.

Кое-кто догадывался, что актёры играют сами себя. Трэ-Скавель — маленький городок. Тут быстро распространяются слухи. Сложно было не заметить, что всеобщий любимец, молодой театральный гений, влюблён в полукровку. Люди графства не питают добрых чувств к дамарийцам, относятся к ним с осторожностью и предубеждением, но так хотелось верить, что эта чистая любовь, которая не может не тронуть, положит конец давней вражде, даст шанс двум народам на примирение и даже дружбу.

По окончании спектакля публика искупала актёров в овациях. Сцена была засыпана цветами. А одному рыжему лисёнку досталось два букета: от Яны и от Морриса.

Жанетт прижимала ромашки и фиалки к груди, широко и счастливо улыбаясь, и Яна уже знала, что сейчас произойдёт — малышка окажется на руках викинга, потому что она всегда оказывается на его руках, когда вот так улыбается. Магия, которая убивает Морриса наповал.

— Папа! — обвила Жанетт его шею руками, — Папа, ты видел, сколько цветов?!

У Яны привычно защемило в груди. У неё всё ещё каждый раз щемило в груди, когда Жанетт называла Морриса папой. Они удочерили её два месяца назад. Это произошло так просто и естественно, будто иначе никак и быть не могло. Они решили сделать малышке подарок на день рождения — возили её по магазинам, примеряли тёплые плащики и ботиночки, потому что приближалась зима. Потом повезли домой, чтобы накормить, а потом она заснула у Морриса на руках, и они просто не смогли вернуть её в приют.

— Мама, — потянулась Жанетт к Яне и обняла её шею одной рукой, отчего Яне пришлось прижаться к Моррису, — мамочка, а ты видела, какой огромный букет подарил дядюшка Бонифас дядюшке Этьену?

— Видела, — Яна смахнула слезу.

Они так и ехали в экипаже домой втроём в обнимку. И казалось, счастливее быть невозможно. Но Яна знала, что возможно.

Они уложили Жанетт спать и уселись пить чай на террасе. И Яна решилась поведать Моррису о том втором, что делало сегодняшний день замечательным.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — заявил викинг.

— Вообще-то, это я должна была кое-что тебе сказать. Но так и быть, говори первым.

— Мне кажется, ты плохо считаешь, — его глаза стали лукавыми и счастливыми.

— Считаю что? — не поняла Яна.

— Считаешь дни. Вот, — он протянул ей сложенный вдвое листок.

— Что это?

— Рисунок Кристофа. Его отец передал мне в театре. Сказал, что Кристоф нарисовал его для меня.

Яна развернула лист и ахнула. Чудесный рисунок. Пушистый коврик весёлой расцветки, а на нём играют дети. Девочка лет шести и совсем крошечный мальчуган.

Собственно, именно это Яна и собиралась сказать Моррису — что у Жанетт скоро будет братик или сестричка. Сегодня утром она была у целителя, и он подтвердил.

— Спасибо, — Моррис потянулся через весь стол, чтобы поцеловать Яну.

Она знала, за что он её благодарит. Она давно перестала высчитывать безопасные дни, потому что хотела ребёнка от своего викинга. А насколько сильно он этого хотел, она поняла по тому, каким долгим и нежным был его поцелуй…

Кузя восседал на перилах веранды и довольно щурился на хозяйку. Не зря он старался. Всё получилось так, как он хотел.

Сергей Скиба

Шёпот

Пролог

Выдержка из заключения экспертной комиссии корпорации «Продвинутые Лингвистические Технологии»:

Гипнопрограмма «Всеобщий лайт» протестирована на сотне особей различного происхождения и возраста.

Выводы: урезанная версия не создаёт новых нейронных связей, а значит и понятий стыкующихся с языком реципиента. Программа заменяет нейронные связи другими (взятыми из набора лингвы), что вызывает наслаивание и подмену понятий.

Реципиенту кажется что он продолжает говорить, писать и читать на своём собственном языке, однако это не так. Если его вернуть в родную среду он уже не будет понимать сородичей. Ему придётся учить свой язык заново. То же касается и единиц измерения. Мозг реципиента вынужден постоянно высчитывать изменённые величины.

Выводы: Всё вышеперечисленное постепенно приводит к перенапряжению. Вызывая головные боли, иногда сонливость, редко галлюцинации. Очень редко летальные случаи.

Резолюция: Запретить вживление вновь поступившим работникам корпорации.

Рекомендации: Для сокращения потерь вызванных разработкой Гипнопрограммы «Всеобщий лайт» обратиться в четвёртый отдел сбыта для распространения лингвы на чёрном рынке без использования логотипа корпорации.

Глава 1

— Вперёд! — Заорал старшина Коллинз, темнокожий громила в тяжелом бронекостюме наспех замазанном дешёвой коричневой краской. Кое-где она облупилась и видны настоящие цвета — широкие красные и синие полосы на чёрном фоне — тона гражданской полиции. Здоровяк ткнул в возвышающееся впереди трёхэтажное здание. Сервоприводы брони взвыли от взмаха мускулистой руки, слишком изношены для таких резких движений. — Первый кто ворвётся внутрь станет капралом!

Последнюю фразу заглушил дружный топот, а потому обещание мало кто услышал. Не у всех бойцов в шлемах есть коммуникаторы. Да не у всех бойцов и шлемы-то есть. Старые образцы вооружений обычно громоздкие и тяжелые, а большинство новобранцев из диких миров тупые и считают себя удачливее остальных товарищей по несчастью, вот и стараются облегчить общий вес обмундирования за счёт лишних, как им кажется, деталей. Балбесы. Впрочем, чего ещё ожидать от бойцов подготовка которых исчерпывается несколькими короткометражными роликами.

И всё же, когда я был на их месте, то нацепил на себя столько древнего дерьма, что от тяжести постоянно плёлся в хвосте отряда, а то и отставал. Видимо, это меня и спасало первые несколько компаний, до того как я обзавёлся ЛВК. Это тоже далеко не новая броня, без приводных и прыжковых усилителей, зато движения почти не стесняет и отлично держит пули. Плюс специальное покрытие — изменяет цвет под фон на котором нахожусь и размывает мой тепловой контур. У маскировки невесть какое разрешение, вблизи меня заметит любой, но на дальних дистанциях помогает. А поскольку я продолжаю держаться в хвосте, уже больше по привычке и благодаря должности, то до сих пор жив-здоров.

— Может не стоит так открыто и напролом? — Стукнул я по наплечнику старшины. — Вон по правому краю люки торчат, похоже на ходы коммуникаций.

— Щаз я полезу в прямой узкий проход, да и заминировано там, проходили уже такое.

— Коммуникации приисков сложной системы. — Возразил я. — Пустим на разведку двойки, сами следом, а поле перед зданием совершенно пустое, это подозрительно.

— Станешь старшиной, будешь командовать. — Рявкнул Коллинз. — А сейчас заткнись, сержант!

— Прекращай ему подсказывать, Шёпот. — Ткнул меня в бок прикладом Жаб. Американец французского происхождения, манерный, худой, с тонкими усиками. Даже после гипнопрограмм по вживлению всеобщего языка он умудряется говорить с заметным французским акцентом. А Коллинз, уверенный что все французы обязательно едят лягушек подобрал ему и соответствующий позывной. Жаб одет в «солянку» из разных боевых комплектов, он как-то умудрился собрать неплохой «сет» из разнокалиберной чепухи. — Пусть лажает, может Лепка наконец оторвёт его тупую башку и не придётся терпеть этого урода каждую третью декаду.