– И что же герцогиня?
– Посмеялась. Поправила служанок.
– Посмеялась!.. – с побагровевшим лицом повторил король. – Конечно, это ведь так смешно!.. А что герцог? Поговаривают, что вокруг него уже образовалась целая коалиция молодых дворян?
– Герцог очень популярен при дворе, – подтвердил Стеннель. – У него много друзей.
– Друзей, или сторонников? – с нажимом спросил Конотор. – Его там, случайно, ещё не называют «ваше величество»?
– Конечно же нет! – заверил главный шпион.
– И о чём они шепчутся, эти его друзья?
– Они не шепчутся, ваше величество. Обычные разговоры – лошади, девушки, карты…
– Среди них есть ваши люди?
– Конечно, ваше величество. Но они не в ближнем круге.
– Что ещё за ближний круг? – насторожился Конотор.
– Четверо молодых людей, с которыми герцог Пантатег сошёлся наиболее коротко. Они частенько уединяются впятером. Простите, ваше величество, я не думал, что мне нужно внедрять людей к герцогу…
– Вот поэтому ты и не Рент Бабер! Ему никогда не нужно было ничего разъяснять.
– Я могу поговорить с кем-нибудь из этой четвёрки. Если вы полагаете, что они могут делать что-то противозаконное…
– Ничего подобного я не полагаю! Я полагаю лишь, что и герцог, и герцогиня чересчур вольготно стали чувствовать себя при дворе, как будто бы они здесь уже полновластные хозяева! Я полагаю, что им стоило бы вести себя поскромнее!
Однако, несмотря на то, что Стеннелю, по мнению короля, было далеко до Рента Бабера, он всё же был умным человеком. Он много раз видел короля в подобном состоянии и понимал, что тому вновь мерещится заговор. Впрочем, он и так это знал из беседы с Каладиусом.
– Ещё одно, ваше величество…
– Что такое?
– Один из моих агентов сообщил, что с некоторого времени герцог Вилиодий наводит справки о Терионе Пантатеге, своём дяде. В своё время тот был арестован по обвинению в измене.
– И что с ним сейчас? – желваки пробежали под жирными щеками короля, когда он вдруг осознал, что эти двое могли явиться в столицу не просто так.
– Он умер в тюрьме лет пять назад.
– Герцог Вилиодий выяснил эту информацию?
– Вряд ли, ваше величество. Мне пришлось потратить время и покопаться в арестантских книгах, прежде чем я нашёл о нём хоть какие-то сведения.
– И с какой целью герцог наводил справки? – недобро прищурившись, осведомился Конотор.
– Полагаю, хотел узнать о судьбе своего родственника.
– Ты идиот, Стеннель! – заорал король. – Почему ты вечно что-то полагаешь, тогда как твоя профессия обязывает тебя знать? Два совершенно непонятных человека два месяца живут во дворце, одна из них вовсю уже готовится стать королевой Латиона, а ты до сих пор толком ничего про них не знаешь?
– К вечеру я предоставлю вам всю информацию, ваше величество! – Стеннель заметно побелел. Он хоть и полагался на протекцию Каладиуса, но всё же не понаслышке знал, каким импульсивным и опасным может быть король.
– Уж ты постарайся! – рявкнул Конотор и потянулся за графином с вином.
Глава 45. Ложь во спасение
Скорее всего, счёт теперь шёл на дни. Каладиус видел, что произошло с королём и знал, что это – лишь начало бури. Конотор обладал свойством убеждать самого себя. Он словно закапывался в собственные домыслы, причём, когда он вкапывал себя до колена, то вскоре начинал углублять яму, пока та не становилась ему по пояс, затем – по грудь, и так до тех пор, пока страшные мысли не покрывали его целиком, с головой. Наверное, даже после этого он продолжал копать и копать до тех пор, пока причина его беспокойства не устранялась физически. Да, счёт наверняка шёл на дни. Каладиусу хотелось надеяться, что не на часы.
Через некоторое время с ним связался Стеннель. Он передал разговор с королём, и маг удовлетворённо кивнул. Теперь Конотора было уже не остановить. Герцога Вилиодия не удалось прижать к стене – что ж, теперь стена сама прижмётся к нему. Главное – успеть, пока юноша не будет расплющен ею.
Волшебник пытался обезопасить брата и сестру, насколько это было возможно. Он дал самые строгие указания Стеннелю, чтобы тот не вздумал исполнять приказ короля, если мстительный монарх вдруг велит просто отравить обоих, или тайком упрятать их в тюрьму. В таком случае предводителю шпионов было приказано срочно доложить обо всём самому Каладиусу. Стеннель, кстати, кажется, уже довольно ясно понимал, во что он ввязался, но, слепо преданный верховному магу, должен был исполнить всё в лучшем виде. Во всяком случае, Каладиус очень хотел верить в это.
Теперь нужно было ждать хода короля. Великий маг очень надеялся, что этот ход будет вполне свойственным для Конотора, то есть грубым, мощным и ужасающим.
Те сведения, что должен был предоставить вечером Стеннель, были составлены под чутким руководством Каладиуса. Великий маг понимал, что здесь важно не переборщить, чтобы Конотор не счёл угрозу чрезмерной. Волшебник мог более или менее гарантировать, что Вилиодия не изведёт служба безопасности, но король мог действовать и более открыто. Например, арестовать обоих и подвергнуть их допросу и пыткам. Впрочем, слегка успокаивало то, что в подобных случаях это было несвойственно для Конотора.
По счастью, Каладиус довольно точно рассчитал реакцию короля. После доклада Стеннеля тот остался в полнейшем убеждении, что с парочкой явно что-то нечисто, но наличие заговора, по словам главы службы безопасности, на данный момент было маловероятно из-за недостаточного влияния герцога и герцогини при дворе. Впрочем, добавил Стеннель, всё может измениться после свадьбы, когда положение герцогини легитимируется.
И вот уже на следующий день двор был ошарашен известием – свадьбы не будет. Сам король не делал никакого заявления, но все как-то вдруг узнали об этом, и дворец тут же наполнился слухами. Конечно, люди старались помалкивать из страха, ведь подобные разговоры были горячее углей, и могли позже сжечь не одну судьбу, но всё же иной раз жажда сплетен оказывалась сильнее. Под каждой лестницей, в каждом коридоре, в саду и на кухнях говорили лишь об одном – «наша Пелли» и её брат впали в немилость.
Осторожно выдвигались самые разные версии, но по сложившейся за долгие годы привычке люди в первую очередь думали о заговоре. Точнее, о том, что его величество по каким-то причинам счёл брата и сестру подозрительными. Впрочем, называли и иные варианты. Кто-то заверял, что достоверно знает о любовной связи юной герцогини с одним из придворных, причём в разных вариантах озвучивались три или четыре различных имени. Кто-то говорил о неких физиологических дефектах, которые внезапно обнаружились у молодой девушки. Некоторые романтики и вовсе делали предположение, будто бы сама Пеллионора отказала королю в праве на её сердце.
Но так или иначе очень многие были взволнованы и даже встревожены. Юные герцог и герцогиня пришлись по сердцу почти всем обитателям дворца – от прислуги до знатных дворян. И теперь все опасались повторения недавних событий – очевидно, что Вилиодия и Пеллионору оплакивали бы так же, как принца Конотора и принцессу Силию. До сегодняшнего дня люди могли питать надежду, что тёмные времена остались позади благодаря благотворному влиянию Пелли. Теперь же придворные оказались в полной растерянности, не зная, чего ожидать дальше.
***
Вилиодий узнал новость от заплаканной служанки, подававшей ему утром завтрак. Как ни пытался встревоженный юноша выяснить подробности или хотя бы понять, откуда распространяются эти вести, он ничего не добился. Женщина лишь всхлипывала и вздыхала, а затем вздыхала и всхлипывала. Почти не притронувшись к завтраку, молодой герцог направился к сестре.
Они едва ли не столкнулись в дверях – бледная как мел Пелли сама спешила к брату, будучи уже в курсе происходящего.
– Что случилось? – едва ли не одновременно воскликнули оба, увидев друг друга.
– Король разрывает помолвку? – спросил Вилиодий, пропуская сестру в комнату и приглашая сесть.