Что же творилось по ту сторону реки, во дворце знали лишь по отчётам медикусов, которые, несмотря на опасность, самоотверженно боролись с заразой, пытаясь помочь тем, кому ещё было возможно. Хуже всего дела обстояли в Новом городе – там болезнь ежедневно выкашивала десятки людей. Жители Старого города забаррикадировали ворота, и тем самым в значительной мере предотвратили повальное заражение.
В городе то и дело вспыхивали стычки и погромы. Несмотря на опасность, Каладиус велел посылать туда отряды легионеров, чтобы предотвратить полномасштабные бунты. Легионеры действовали крайне жестоко – опасаясь подцепить заразу, они не церемонились ни с кем, максимально эффективно и быстро убивая всех, кто вставал у них на пути.
Действовали и гуманитарные отряды, ежедневно доставлявшие на противоположный берег продовольствие и кое-какие снадобья. Но это, конечно же, и на десятую часть не покрывало потребностей города.
Синивица свирепствовала уже почти две недели. Оставалось недолго – через неделю новые случаи заражения прекратятся, а все безнадёжно больные умрут. Через две недели карантин можно будет снимать. Через месяц жизнь в городе вернётся в почти привычное русло.
Однако с уходом синивицы проблемы Латиона никуда не денутся. Голод, банды, повальная нищета – всё это сделалось уже приметой времени. Королевство агонизировало, причём агония эта продолжалась уже много лет. И, похоже, едва ли ни единственным человеком, которому было плевать на это, был король Конотор Второй Тионит, правитель Латиона.
***
Внимательный читатель не мог не заметить, что мы вновь перенеслись вперёд, оставив в далёком прошлом и вновь избранного короля Тиена, и его незадачливого отца, даже не удосужившись узнать, чем закончилась эта история. Что ж, принц Бердон прожил свои оставшиеся недолгие годы на берегу озера Прианон в одном из своих имений. При отъезде мессир Каладиус настоятельно рекомендовал ему никуда не уезжать с побережья, полагая, что воздух столицы может оказаться вреден для пошатнувшегося здоровья. И хотя великий маг не был общепризнанным светилом медицины, Бердон решил прислушаться к его рекомендациям.
Что же касается Тиена, то из него получился весьма посредственный король, однако он правил больше двадцати лет и оставил после себя наследника, а это всё, что требовалось от него Каладиусу.
Мы перенеслись более чем на двести лет вперёд. Много воды в Труоне утекло за это время. Каладиусу исполнилось уже триста с лишним лет, что было невероятно много даже для человеческих магов, а ведь окружающие и вовсе были убеждены, что великий маг перешагнул уже шестисотлетний рубеж. Однако же внешне он почти никак не изменился за минувшие два века, разве что шрамы его практически окончательно исчезли с лица. Внимательно приглядевшись, их ещё можно было разглядеть, но в мире не было человека, который не устрашился бы так долго глядеть в лицо легендарного волшебника.
Единственное, что поддалось времени – это волосы. К вящей радости Каладиуса они теперь практически не росли уже больше ни на голове, ни на лице, так что больше не было нужды в изнурительной, едва ли не ежедневной процедуре бритья.
Что же касается событий, то их за минувшие столетия произошло весьма много, и далеко не все они были позитивными. За это время Латион, наверное, с дюжину раз воевал с Палатием, провёл три довольно крупные кампании против Кидуи и два относительно значимых военных конфликта с Саррассой. Была даже одна неудачная попытка вторжения в Пунт. Далеко не для всех этих войн Каладиус был инициатором, но он однозначно был важным участником каждой из них.
Мы пропустили всё это по причине того, что ни один из этих конфликтов ни коим образом не отразился на личности самого великого мага, а поскольку мы занимаемся не созданием исторического труда, а жизнеописанием конкретного человека, то ради экономии времени читателя упомянем о них лишь вскользь.
Войны с Палатием, в принципе, вернулись в своё прежнее русло. Обе стороны, похоже, не хотели больше той жестокости и крови, какую мы видели прежде на страницах этой книги. Можно сказать и конкретнее – этого больше не хотел сам Каладиус. Не то чтобы он окончательно отказался от идеи воссоздания империи, просто столь долгая жизнь, похоже, пресытила его. Нельзя сказать, что характер его стал мягче, но, вне всякого сомнения, некоторая радикальность и острота исчезли из его суждений. Он словно понемногу перерастал собственные амбиции, и они казались ему уже не столь важными.
Однако не стоит заблуждаться в отношении великого мага. Та мягкость, о которой мы говорим, не имела ничего общего с тем понятием, которое обычно вкладывается в это слово. Скорее он с каждым прожитым десятилетием, с каждым погребённым монархом, с каждой впустую закончившейся войной понемногу отдалялся от суеты жизни, становился, если можно так выразиться, более иномировым или, говоря проще – непрошибаемым циником. Всё происходящее вокруг понемногу теряло вкус. Каладиус дошёл до той степени отчуждения, когда окружающие люди стали казаться ему бессмысленными насекомыми, которые в своей удручающе короткой жизни совершают множество мелких нелепостей.
Каладиус достиг всех возможных вершин. Он был настоящей легендой. Даже в глухих лесных деревушках Санна вряд ли сыскался бы ребёнок, которому мама или бабушка не рассказывали вечерами немного пугающие сказки-истории о бессмертном маге из Латиона. Иностранные послы и политические деятели почитали за честь получить приглашение на аудиенцию к королю, но лишь избранные могли похвастать аудиенцией у его первого министра, и всякий раз они становились объектами для зависти менее удачливых коллег.
В такой ситуации чего ещё мог желать этот человек? Ему не требовалось ни богатств, ни признания, а что же касается любви, то сделавшись в тридцать лет трёхсотлетним старцем, он добровольно лишил себя столь привычных простым людям любовных треволнений. Впрочем, Каладиус никогда особенно не жалел об этой утрате.
Всё, что требовалось великому магу, это лекарство от скуки – болезни, которая неизбежно поражает тех, кому дарован долгий век. Любые перемены, пусть даже и потрясения – это был способ хоть на время развлечься. Именно поэтому Каладиус так охотно поддерживал любые воинственные начинания латионских монархов. Хотя, признаться, со временем наскучивала и война…
Особенно хорош был один из королей по имени Тьеньян, правивший около восьмидесяти лет тому назад. Став королём в семь лет, он не знал другого наставника кроме Каладиуса. В детстве он называл великого мага дедушкой, а повзрослев – отцом. Кажется, он был готов на всё, лишь бы порадовать своего покровителя.
Именно Тьеньян отличился тем, что решил атаковать Загорье, до которого прежде никому из правителей Латиона не было дела. План был столь же грандиозный, сколь и глупый. Восток Латиона представлял собой глухие места, покрытые болотами и лесами, а Анурские горы, хоть и были невелики, но всё же вполне неплохо служили естественными укреплениями. Переброска войск сквозь эту глухомань была чистой воды авантюрой, да и Делианский перевал, худо-бедно подходящий для торговых возов, был малопригоден для крупных военных соединений.
Каладиус прекрасно понимал это, но даже не подумал препятствовать своему юному протеже. Для него важен был не результат, а процесс. Подчинить Пунт было абсурдной идеей, несмотря даже на то, что в военном отношении это королевство не представляло из себя ничего особенного. Пунт являлся кормильцем всей Паэтты, снабжая соседей зерном, овощами, вином. В качестве торгового партнёра он был ничем не хуже, чем если бы являлся доминионом, но великому магу было скучно.
Война предсказуемо закончилась ничем. Мало того, что пунтийцы вполне успешно обороняли свои земли, так они ещё и ввели эмбарго на торговлю с Латионом, поставив последний в довольно невыгодное положение. Однако же Пунт не хотел терять богатого покупателя, поэтому охотно согласился на подписание мира. Более того, зная, что мессир Каладиус является тонким ценителем вин, специально для него в Латион были доставлены корзины с бутылками из лучших погребов Загорья.