– Несколько прискорбно видеть в вас такое недоверие ко мне, – обиженно выпятил губу Каладиус. – Однако же я дам такую клятву. Клянусь, что ни я, ни мои спутники не сделают шага на север без позволения вашего лейтенанта.
Добряк-сержант вместе с подчинённым солдатом бросился оттаскивать жердину, перегородившую мост. Видно, что ему было стыдно за то, что посмел не доверять такому могущественному человеку, поэтому он старался делать всё как можно быстрее. Таким образом, спустя минуту весь отряд уже стоял на пунтской земле.
Пользуясь случаем, Каладиус приказал повару приготовить что-нибудь, «чтобы скрасить ожидание». Мэйлинн, вновь накинувшая на себя плащ с капюшоном, решила остаться в рыдване. К ней присоединились Каладиус и Бин. Кол с Вараном же направились к находящемуся неподалёку бивуаку пунтийцев, где гостеприимно дымил костёр и булькала похлёбка в котелке. Не прошло и четверти часа, как оба уже были «своими в доску» парнями для всей дюжины бойцов, коротающих время у костра. Кол было вынул фляжку с вином, хотя сам уже давно старался не притрагиваться к спиртному. Однако солдаты с сожалением были вынуждены отказаться по долгу службы. Но сам жест немедленно вознёс Кола в их глазах на новую высоту.
Лейтенант вернулся, когда солнце опустилось уже довольно низко. К тому времени Пашшан уже приготовил свой великолепный обед, которым с удовольствием угостились не только сами путешественники, но и солдаты. Мэйлинн и Каладиус продолжали держаться особняком, все же остальные давно присоединились к общему кругу, откуда то и дело разносился многоголосый хохот. Языковых барьеров словно и не существовало. Жители Латиона довольно быстро приноровились к несколько необычному, певучему пунтскому выговору; пунтийцы также не привередничали, слыша более резкое и шипящее произношение знакомых слов. Даже баинин Пашшан, который вряд ли понимал хотя бы одно слово из десяти, степенно сидел в общем кругу и время от времени расплывался в широченной улыбке.
Кол был в ударе – он превзошёл себя в количестве и качестве баек. Несколько раз заслуженная слава рассказчика доставалась и Варану. Бин же подсел к молодому безусому солдатику, его ровеснику, и теперь напропалую врал, описывая свои похождения. Довольно сложно было оставаться в рамках легенды, предложенной Каладиусом, и несколько раз Бин явно сбалтывал лишнего, но пунтийский парнишка едва ли что заметил – он во все глаза смотрел на Бина, казавшегося ему едва ли не самым великим воином со времён Увилла Завоевателя, и слушал во все уши. Бин же упивался славой.
Увы, с тех пор, как в их компании появился сначала Кол, а затем Варан, парню пришлось довольствоваться вторыми и третьими ролями. Он теперь не всякий раз мог улучить минутку, чтобы поболтать с Мэйлинн, поскольку та была основательно узурпирована Каладиусом, а когда старый хрыч отступал, тут же возникали Кол или Варан. Бин очень тяготился своим положением в компании, своим возрастом, отсутствием опыта. Он смотрел на всех, даже на Мэйлинн, как ребёнок смотрит на взрослых вокруг. Все они, независимо от числа прожитых лет, прожили такие огромные жизни, что и не снились Бину, который все свои двадцать лет не отлипал от материнской юбки. И вот сейчас Бин полной горстью вкушал сладость славы и обожания, пусть даже от этого зелёного пацана. Хвала Арионну – впервые за долгое время Бин находился рядом с человеком, ещё более неопытным в жизни, чем он сам.
Однако же, мы отвлеклись. Итак, лейтенант вернулся, когда солнце уже вот-вот готово было коснуться горизонта. Поначалу он был страшно недоволен открывшейся ему картиной – солдаты вверенного ему взвода сидели вперемешку с какими-то гражданскими, громко хохотали и вообще вели себя неподобающе. Сержанта, видимо, ждала серьёзная головомойка, но тут из рыдвана показался Каладиус. После недолгого разговора, обязательного показывания ониксового перстня и нескольких реплик сержанта, лейтенант сменил гнев на милость. Более того, он пообещал собственноручно написать подорожную, которая должна была избавить мага от будущих проволочек. Несмотря на то, что Каладиус втайне сомневался, что писулька какого-то лейтенантика будет иметь хоть сколько-нибудь серьёзный вес, он вежливо поблагодарил офицера и выразил ему свою признательность.
В свою очередь лейтенант посоветовал переночевать в лагере.
– Ночью дороги могут быть небезопасны, – пояснил он. – Кое-где в лесах прячутся колоны-погорельцы, которые теперь промышляют недобрым. Кроме того, при свете дня вы хоть различите лица встречных – не больны ли они.
К восторгу Кола, Варана, и особенно Бина, Каладиус согласился, после чего удалился в рыдван, ибо негоже великому магу-чернокнижнику ночевать под звёздами посреди собственных слуг.
***
– А вы и взаправду – чернокнижник, мессир? – это был первый вопрос Варана, заданный после того, как путешественники отъехали на достаточное расстояние от лагеря карантинного отряда.
– Что значит «взаправду»? – вроде как даже обиделся Каладиус. – Неужели я похож на человека, который станет лгать и присваивать себе то, что ему не принадлежит? Конечно же я – чернокнижник! Посвящён в орден больше трёх сотен лет назад.
– Ничего себе! – присвистнул Кол. – Они, должно быть, уже и забыли о вашем существовании!
– Они ничего и никого не забывают, друг мой, – возразил Каладиус.
– А как же вы попали в этот орден? – полюбопытствовала Мэйлинн. – Я думала, что он – исключительно саррассанский.
– Так и есть, – охотно ответил Каладиус. – Но для великого мага Каладиуса в своё время им пришлось сделать исключение. Скажем так, в то время я был не из тех людей, которые спокойно принимают отказы, – Каладиус вроде бы улыбнулся, но так, что ни у кого не возникло желания продолжать этот разговор.
Прошло какое-то время. Солнце светило вовсю. Здесь, в Пунте, в самый разгар месяца дождей стояла совсем не осенняя погода. Было достаточно тепло, чтобы не носить тёплую одежду, и только ночи были уже по-осеннему прохладными. Все наслаждались поездкой. Тепло, но не жарко, буйные пейзажи вокруг. Сейчас леса уже оделись багрянцем и золотом, однако довольно ещё было и зелёной листвы, и деревья отнюдь не спешили оголяться. Умиротворение и покой были буквально разлиты по окрестностям, и казалось совершенно удивительным, что где-то тут совсем недавно прокатилась война, что где-то рядом бушует свирепая болезнь.
Дорога шла через восхитительно прозрачную рощу, полную золотых листьев и пения птиц. Треснувший было мост показательной дружбы между Колом и Вараном, казалось, был снова восстановлен, и их голоса эхом отражались от бестрепетных деревьев. Мэйлинн в кои-то веки сидела и общалась с блаженствующим Бином, поскольку Каладиус выразил желание размять кости и прокатиться верхом. И именно его каркающий голос внезапно прервал всю эту идиллию.
– Стойте! – тревожно воскликнул маг. Бин тут же натянул поводья, а остальные осадили коней.
– В чём дело? – спросил, подъезжая к магу, Кол.
– Впереди, – коротко ответил маг, указывая рукой.
В нескольких десятках шагов впереди роща заканчивалась, а чуть далее, в паре сотен ярдов была видна опрятная деревушка. Тракт проходил аккурат через неё, и Кол даже вспомнил, как они проезжали тут, когда искали Каладиуса.
– Деревня, – озвучил очевидное Кол. – И что? Насколько я помню, там даже есть вполне приличный постоялый двор. Можем остановиться ненадолго…
– Внимательней посмотри, – мрачно перебил маг.
– Что там? – пристально вглядываясь, спросил Кол.
– Синивица, – тихо проговорил подъехавший сзади Варан.
– Да с чего вы взяли? – недоумевал Кол. Всё-таки зрение его действительно было уже не то что прежде.
– Приглядись. Не доезжая деревни, – указывая рукой, сказал Варан.
– Будто арка какая-то, – заметил подошедший Бин. – А на ней тряпка болтается.
– Вот именно, – сурово кивнул Каладиус. – Такие опознавательные знаки ставят перед въездом в деревни, поражённые эпидемией.