Под балахонами на мертвецах оказались лишь набедренные повязки. Ну на женщине ещё топик прикрывающий упругую грудь, кожа переливается перламутром, посмертное потемнение затронуло только лица инопланетян.
А ещё на спине женщины оказался небольшой продолговатый кейс пристёгнутый лямками на манер рюкзака.
— О как. — Растянул улыбку Коллинз. — Бонус.
Правда снять контейнер нахрапом не получилось и старшина начал вполголоса ругаться, грозя разделать труп на куски.
— Придурок. — Беззлобно покачал головой Жаб. Мы уже привыкли к странностям Коллинза старались не обращать внимания. — Пора бы доложить Лепке о выполнении приказа, а то он нас сожрёт. Чёрт, тут сигнал не ловит, браслет гавно и здание экранирует. Сейчас что-то придумаю.
Жаб прицепил свою винтовку к магнитным скобам на спине и отошел к окнам закрытым стальными плитами. Нашел подходящую дыру и высунул в неё руку с браслетом связи.
— Лейтенант Лепка! Задание выполнено! Ждём приказов. — Выслушав ответ засунул руку обратно. — Урод обещал сам прибыть. Видимо хочет урвать кусок от нашей славы. А ведь мы, блин, спасли всю армию «Черепахи». Три раба, нашу мать, спасли операцию. Мы круты!
Я попытался было раскупорить один из коконов в который замотало новобранца, да только где там. Зелёная мерзость полупрозрачна и видно что она впилась в кожу, набилась в глаза, рот и уши. В общем, все залепленные однозначно мертвы или вот-вот скончаются от механической асфиксии. Отодрать «сопли» получиться только вместе с кожей.
Коллинз наконец открыл кейс и застыл. Крышка откинулась в сторону Жаба, так что ему невидно что внутри. Зато я стою с боку и отлично рассмотрел большие чёрные шарики катающиеся по бежевым внутренностям кейса.
Жаб ещё что-то говорит, а я во все глаза пялюсь на тёмные звёздные жемчужины. Штук тридцать, не меньше. Теперь понятен и лучевик, и кроссовер-орудие пуляющее сферами. Удивительно, что тут не расквартирован аграфский полк особого назначения. Такое богатство просто не может принадлежать каким-то задрипанным корпам, что копают руду на планете Намир. Тут попахивает правительством какой-нибудь богатой империи или мощной республики.
Кажется мы встряли по самое не балуй. Замечаю неадекватное лицо старшины. Уж не хочет ли этот идиот прикарманить…
Коллинз вскинул пистолет и выстрелил не ждущему подвоха Жабу в голову. Потом хотел повернуться ко мне, но краем глаза заметил направленный на себя ствол моей винтовки и, как бы между прочим, поставил своё оружие на предохранитель и спрятал в кобуру, будто и не собирался в меня стрелять. Хотя на его лице я прочитал совсем другое намерение — двоим нам живыми из этого зала не выйти. Хорошо хоть свои игольники он уже разрядил и прекрасно знает что моя пушка прошибёт его броню. Не в любом месте, но прошибёт.
— Сам понимаешь, приятель. — Заискивающе улыбнулся старшина. Небось сейчас судорожно пытается вспомнить сколько я раз стрелял и остались ли у меня ещё заряды. — Что знают трое, то знает и свинья. Поделим пополам.
— Ага. — Согласился я и надавил гашетку. Шёёёп. С влажным чмоканьем голова Коллинза разлетелась фонтаном брызг. — Только эта поговорка звучит несколько иначе. Приятель.
Обезглавленное тело Коллинза завалилось на спину. Крышка кейса захлопнулась. Я глянул на Жаба, вдруг жив? Дисковый пистолет старшины оставил едва заметный разрез на лбу сержанта, выходное отверстие почти не видно под волосами, но быстро вращающийся плоский снаряд с изменяемой траекторией полёта, без вариантов повредил содержимое черепа. После таких попаданий не выживают.
А ведь эти парни были мне почти что друзьями. Каждый спасал мой зад дюжину раз рискуя своей собственной шкурой. Пусть мы трое и такие разные, но доверяли друг другу спины.
Француз — задавака и сноб, он величал себя мудрым легионером, и считал старшину тупым америкосом, а меня русским который в закрытой комнате имея в руках три стальных шара, умудрится один потерять, а один сломать. Жаб бросив мимолётный взгляд на расположение противника мог легко определить как действовать с наибольшей выгодой и выжить при этом.
Коллинз — редкая скотина думающая что весь мир должен служить великой Америке, а всё лучшее это исключительно заслуга американцев, от победы во второй мировой до первого полёта в космос. Мы с Жабом заманались выслушивать подобные бредни. Лучшая (в нашем положении) черта старшины — совершенная безжалостность и бесшабашность.
По регламенту предписывается убивать как минимум трёх рекрутов с каждого нового поступления. Не всегда методы сержанта Голоса действенны, большинство разумных только что вышедших из СОТ не готовы воевать за наёмников — их нужно дополнительно мотивировать. Лепка требует не просто показательной казни нерадивого раба, а мучительной агонии и страданий.
Лично я не способен ухватить первого попавшегося нарушителя за голову, выдавить ему глаза, а затем вытереть окровавленные руки о робу его ближайшего товарища опешившего от происходящего и ехидно спросить:
— Кто ещё недоволен политикой капитана Дориана Тайрела? Шаг вперёд!
Однако моральный урод Коллинз не раз закрывал меня собой, рискуя получить пулю. Его броня, конечно, лучше моей, но не настолько чтобы бесстрашно высовываться из укрытия.
Мы разные, но мы как-то сдружились чтобы выжить. Постоянная угроза жизни сближает людей намного быстрее и крепче чем например учёба в вузе или совместная рыбалка. Всего за четыре месяца, что мы воюем в «Мясниках», мы стали братьями, по крайней мере по оружию и прощали друг другу многие недостатки.
Естественно, рано или поздно кто-то из нас должен был умереть, а то и все сразу. Лепка определил нас старшими не просто так, это избавило его от необходимости самому соваться в бой. Переводить таких удачных подчинённых во второй состав лейту было бы не с руки. Сидели бы мы в сержантах пока не попали в очередную мясорубку где и полегли бы.
Но не думал я, что мы так запросто перестреляем друг друга. Как псы перегрызёмся из-за кости упавшей со стола хозяина. Кости настолько большой что ею даже не полакомишься — пасть не откроется на нужную ширину.
Я шагнул ближе к кейсу и приподнял крышку.
— Едрить-мадрить. — Горло перехватил спазм.
Дно чемоданчика устлано чем-то вроде бежевого поролона. В нём специальные углубления. В каждом углублении по одной звезде. Всего углублений восемь, два ряда по четыре штуки. Восемь больших чёрных жемчужин размером с голубиное яйцо. Остальные двенадцать штук немного помельче и просто насыпаны сверху, для них углублений не хватило и они перекатываются туда-сюда от моего неосторожного прикосновения к кейсу. Двадцать чёрных звёзд! Дьявольщина! Я пересмотрел кучу голливудских фильмов и точно знаю — рабы в таких историях не выживают.
Пальцы мимо воли потянулись к содержимому кейса. Я поднял одну жемчужину и поднёс к глазам. Не врали рассказчики, внутри действительно заметна искра. Говорят если глянуть через микроскоп можно досконально рассмотреть самую настоящую систему. Звезду и планеты движущиеся по её орбите. И каждая такая жемчужина неповторима.
Так захотелось положить чёрный комочек себе в кармашек, да и остальные туда высыпать. Это бы решило все мои проблемы. Эх, жаль что я всё ещё раб, а то мог бы претендовать на часть добычи как нашедший. Ёклмн! А ведь никто не поверит что я не взял себе ни одной жемчужины. Может их тут было не двадцать, а двадцать одна или двадцать пять?
Сейчас явиться Лепка. И если он не пристрелит меня чтобы завладеть эвёздами в одиночку, а его ущербный интеллект вполне может подсказать хозяину такой вариант, то в конце концов меня до смерти запытает Тайрел. Капитана «Черепахи» ничто не убедит что весь жемчуг на месте. Впрочем, он будет пытать всех кто явится сюда до него — для очистки совести. Ну, а вдруг кто чего взял?
Что же делать? С Лепкой я справлюсь, его охраняют такие же идиоты как и он сам. А вот как убедить Дориана Тайрела что я не прикасался к жемчугу? Может и вовсе спрятать проклятый контейнер? Не было никаких чёрных звёзд и всё тут. Вот только что именно известно капитану? Если он изначально знает о существовании у корпов этого кейса… Как там Коллинз говорил? — Пощада? Природе это слово неизвестно.