Как бы ему хотелось сейчас, чтобы Риззель перебралась к нему на колени, как это бывало иной раз. Хотелось стиснуть её в объятиях, покрыть поцелуями её пухлые гладкие щёчки, лобик, её шёлковые волосы… Эта разлука разобьёт ему сердце…
Увы, малышка, похоже, не чувствовала флюидов, исходящих от него, и, счастливо смеясь, возилась с Динди. Впрочем, не будь Брум так занят управлением лошади, он, наверное, заметил бы, что сестра сейчас ведёт себя как-то необычно — немного отстранённо, не отдавая всю себя любимой дочери. Так, будто её мысли (кто бы что ни говорил, а у неё всё-таки были свои мысли в голове!) были заняты чем-то другим.
И Динди вдруг, крепко прижав дитя к груди, поднялась (благо, повозка двигалась небыстро и довольно плавно) и пересела ближе к брату. Она села рядом и обняла его, положив голову на плечо. Риззель тут же перепорхнула к нему, ухватившись за поводья. Взяв вожжи в одну руку, другой Брум нежно обнял сестру и поцеловал её волосы. И отвернулся, потому что не хотел, чтобы племянница увидела, что он плачет.
***
— Что случилось? — заметив, что дети вернулись неожиданно рано, сеньор Хэддас вышел во двор.
— Город закрыт, — пояснил Брум, останавливая повозку.
Динди тут же спрыгнула на землю, и юноша бережно передал ей Риззель.
— Что значит закрыт?.. — растерялся отец. — Вас не пустили внутрь?
— Там какой-то переполох, — Бруму не хотелось сейчас ничего объяснять отцу, тем более, что он не был уверен в том, что тот воспримет всё верно.
— Бунт? — встревоженно спросил сеньор Хэддас.
— Вроде бы нет, там всё спокойно. Но меня просили передать барону Ворладу, что его ждут в городе.
— Что же, во имя Асса, там происходит?.. — от этих недомолвок отец переживал, кажется, ещё больше.
Увы, Брум смалодушничал. Он испугался рассказать всё отцу, понимая, что тот, конечно же, никуда его не отпустит. К несчастью, ему предстояло надолго покинуть дом, не попрощавшись с родителями. Другого выхода он просто не видел.
— Не беспокойся, судя по всему, там ничего такого, — как можно убедительнее произнёс он. — Может, какие-то учения… Пойду к барону. Он у себя?
— Где ж ему быть, — пожал плечами сеньор Хэддас, понемногу успокаиваясь. Действительно — ну что могло случиться?..
Брум кивнул, но направился сперва не в главный дом, где был барон, а к себе. Там он переоделся и захватил давно приготовленный мешок с плотной кожаной курткой, которая могла бы послужить каким-никаким доспехом. С запоздалым сожалением он подумал, что, пожалуй, стоило заранее припрятать свой лук в повозке, но до этого он не додумался. Оставалось надеяться, что организаторы похода позаботились также и об оружии для таких как он.
На этом его сборы, по сути, были завершены. Он захватил тёплый плащ и ещё одну пару ботинок. Подумав, добавил в мешок рубашку и штаны. Вспомнилось вдруг, как они с Линдом и Динди сбегали из дома — казалось, это было совсем в другой жизни… Юноша понятия не имел, что может пригодиться воину в походе — за свою жизнь он ни разу не бывал дальше Тавера. Впрочем, с ним будет Шервард — уж он-то поможет и советом, и вещами.
Когда он вышел во двор, отца там уже не было, так что странный свёрток в его руках никого не смутил. Брум кинул мешок в повозку под скамейку, чтобы он не слишком привлекал внимание, а затем кликнул возницу. Всё-таки он оставался прежде всего рачительным хозяином, и потому не хотел, чтобы их повозка сгинула где-то. А так слуга пригонит её обратно. Он же всё объяснит, как сумеет…
Теперь он направился к барону. Много лет все домочадцы имения называли главный особняк «домом барона». Что ж, сегодня — последний день этой несправедливости! Наконец-то его семья перестанет ютиться во флигеле и переберётся в дом своих предков! Ну а что будет с этим напыщенным гусем — пусть решают боги.
Барон Ворлад томно сидел в кресле, разморённый довольно жаркой погодой и скукой. Несвежая сорочка была распахнута на волосатой груди и облегала весьма заметный живот. Барон был явно не в лучшей своей форме — возраст и провинциальная жизнь понемногу доконали его. Было видно, что золотые его годы уже позади, и от былого столичного франта остались лишь отдалённые напоминания.
— Барон, вас срочно вызывают в город, — вежливо поздоровавшись, объявил Брум.
— Зачем это? — Ворлад нехотя всплыл из своей созерцательной лени. — И почему через тебя, а не через посыльного?..
— Я был сейчас в городе, — принялся объяснять Брум. — Точнее, я хотел туда попасть, но не смог, потому что ворота были закрыты.
— Ворота закрыты? — удивление быстро прогнало выражение брюзгливой скуки, как жаркое солнце выжигает плесень. — Что-то случилось?
— Я не знаю. Стражники не стали мне ничего объяснять, — барон при этих словах надменно хмыкнул, мол, «ещё бы!». — Но один из них узнал меня и просил передать, что вас ждут в городе.
— И всё же это чересчур странно… — пробормотал барон, однако же вскочил с кресла с энергией, которую ещё минуту назад невозможно было заподозрить в этом рыхлом теле. — Что-то явно случилось, но почему нет гонца из легиона?.. И для чего потребовалось закрывать город?.. Решительно, что-то случилось!
Брум старался сохранять туповато-рассеянный вид, тактично отвернувшись, потому что Ворлад, не стесняясь, принялся стаскивать с себя одежду, чтобы переодеться во что-то подобающее.
— Можно поехать с вами? — вдруг спросил он, сообразив, что вообще-то нет ни одной причины для этого, а потому ему оставалось надеяться лишь на то, что барон, с которым они как будто бы даже сдружились, возьмёт его с собой, как прежде брал в лагерь.
— Даже не знаю, дружок, — Ворлад уже облачался в военный камзол. — Что-то странное там происходит. Будешь ли ты там к месту?..
— Не думаю, что там что-то серьёзное, — возразил Брум. — Стражи было мало, они не выглядели встревоженными. Да и сам город, если не считать ворот, выглядел вполне обычно.
— Ладно, поехали, — подумав, кивнул барон. — Думаю, ты прав. Если бы случилось что-то действительно интересное, за мной отправили бы посыльного из легиона.
Вот сейчас, одетый в камзол, причёсанный и слегка взволнованный, барон Ворлад вновь выглядел почти как прежде — внушительно и даже щегольски. Он окинул взглядом комнату, что-то ища. Затем, вспомнив, заглянул в один из шкафов и вынул оттуда шпагу.
— На всякий случай, — подмигнул он Бруму, подпоясываясь.
Тот лишь кивнул в ответ. Признаться, втайне он рассчитывал, что барон поедет безоружным.
Они вышли во двор. Брум уже подошёл к повозке, когда увидал Динди. Та сидела на небольшой скамейке рядом с крыльцом их флигеля, словно бы задумчиво расчёсывая кудряшки Риззель. Для барона Ворлада её лицо было таким же, как и всегда — тупым, застывшим и лишённым любого намёка на мысль, но Брум ясно видел, что сестра расстроена. Он готов был побиться об заклад, что она обо всём догадалась. Всё-таки они чувствовали друг друга так, как никто другой.
Динди мурлыкала под нос как будто бы какую-то песенку, а на самом деле — набор атональных звуков. Риззель нравились мамины песенки — они успокаивали девочку. Сейчас, завидев брата, Динди уставилась на него своим немигающим взглядом, а её губы искривились будто в подобии горькой улыбки.
Чувствуя, как разрывается его сердце, Брум быстрым шагом подошёл к двум самым дорогим для него людям на целом свете. Он крепко обнял сестру, поцеловав её в макушку. Затем он подхватил на руки рассмеявшуюся Риззель и сжал в объятиях.
— Я скоро вернусь, — срывающимся голосом произнёс он и, опустив племянницу обратно, быстро зашагал к повозке.
Он постарался не замечать удивлённого и насмешливого взгляда барона, который, разумеется, ничего не понял в увиденной сцене. Он явно решил, что паренёк боится, и потому решил проявить великодушие:
— Оставайся-ка тут, дружок. Я поеду один.
— Я поеду с вами, — сурово возразил Бруматт, взгромождаясь в повозку.
— Как знаешь, — равнодушно пожал плечами Ворлад, взбираясь следом. — Давай, лентяй, трогай! — бросил он вознице, пытаясь поудобнее устроиться в возке.