Однако же, мы пока отвлечёмся от злоключений старшего брата, поскольку они вряд ли будут особенно интересны читателю. Итак, внезапное явление Оведа стало первым случаем, способствовавшим делу Бруматта. А вторым стало пришедшее накануне письмо, написанное вторым братом, Лидом, что служил теперь в одном из имперских легионов. Хвала богам, средний брат делал своё дело хорошо, и родителям не из-за чего было краснеть, так что с письмом этим чета Хэддасов носилась как с писаной торбой, и каждый из супругов уже успел прочесть его едва ли не целиком барону Ворладу, не говоря уж о прочих обитателях имения.
Приезд Оведа наделал ещё больше шуму, и о нём, к явному неудовольствию сеньора Хэддаса, стало известно барону. Тот, разумеется, тут же объявил об очередном обеде из разряда «мужских посиделок». Трудно сказать, чего в этом было больше — злорадства по поводу явно плачевных дел незадачливого чиновника, или желания разузнать, чем дышит сейчас светский Тавер. Скорее всего, хватало и того, и другого, и прежний Брум с тоской воспринял бы это приглашение, но теперь он, разумеется, ухватился за него. Это был отличный повод не просто провести время с Ворладом, но и, благодаря письму Лида, выправить разговор на военные дела.
Обед проходил вполне предсказуемо — Овед, переодевшийся в более простую, но чистую и не потрёпанную одежду, отвечал на множество вопросов хозяина торжества. Вопросы эти варьировались от довольно едких, касающихся дел самого Оведа, до вполне благодушных, относящихся уже к городским сплетням. Здесь барон наконец нашёл себе собеседника по душе — стараясь избежать неприятных ему тем, незадачливый горожанин заливался соловьём, пытаясь насытить скучающего провинциала самыми пикантными новостями.
Досаде Брума не было предела — он отчаянно скучал во время этой нескончаемой трескотни, тщетно пытаясь вставить туда хоть слово, чтобы свернуть разговор на интересующие его вопросы. Но Овед и барон Ворлад, похоже, нашли друг друга — первый наслаждался возможностью поведать подзапылившиеся уже сплетни свежим ушам, а второй радовался возможности хотя бы на время отвлечься от дремотной скуки, обычно царившей в поместье.
По счастью, у Брума оказался невольный союзник — отец, который тоже без особенного энтузиазма выслушивал старшего сына. Увы, сеньор Хэддас с неприятным для себя удивлением подмечал, насколько изменился за относительно недолгое время проживания в городе тот, кого он ещё недавно по праву считал своим основным наследником. Овед был похож на покрытую репьями унылую деревенскую лошадь, которую отскребли, отмыли, и впрягли в изящную карету принцессы, повязав в гриву голубые бантики. Только вот престарелого помещика не очень-то радовали подобные перемены.
А ещё он всё сильнее начинал подозревать, что честный труд в магистрате не является основным времяпрепровождением его чада. Овед, явно ища льстивого внимания барона, красочно описывал и те попойки, в которых успел поучаствовать, и далеко не невинные развлечения, что искала для себя скучающая городская молодёжь. Брум подозревал, что добрая половина этих баек сочинялась прямо тут же, на месте, но даже если и так, то оставшейся части вполне хватало, чтобы озадачить сеньора Хэддаса.
— Давайте-ка лучше поглядим, чего там написал Лид, — наконец не выдержав, прервал он разглагольствования Оведа. — Говорит, что этой зимой задержали зимнее обмундирование. Надеюсь, вы не допустили у нас подобного промаха, друг мой? — обратился он к Ворладу.
Брум навострил уши, в душе благодаря отца за эту неожиданную атаку. Овед неожиданно сконфузился, видимо, прекрасно понимая подоплёку этой бесцеремонности. Что же касается барона, то он, разумеется, не мог допустить, чтобы его компетентность была поставлена под сомнение.
— Смею вас заверить, что в нашем легионе проблем со снабжением не было и нет, — с некой надменностью ответил он. — Я выполняю свою работу добросовестно, и вы, любезный друг, полагаю, должны были бы об этом знать.
— Разумеется, мне это известно, — как всегда, добряк Хэддас не выдержал прямого напора и заметно стушевался перед своим постояльцем, вызывав очередной приступ досады в душе сыновей.
— Мне ли не знать, насколько важно тёплое обмундирование на этом краю мира! — с едва ли не презрительной улыбкой продолжил барон.
Удивительно, — подумалось Бруму, — этот идиот едва ли не двадцать лет живёт здесь, ни разу не выехав в Кидую, но по-прежнему говорит так, будто только что приехал оттуда на эту окраину империи!
— В легионе Лида, должно быть, интендант — полнейший кретин!
— И всё же, — внезапно даже для самого себя подал голос Брум. — Мне кажется, обеспечить снабжение лагеря, находящегося где-то на Лионкае, гораздо сложнее, чем здесь, рядом с Тавером.
— Сразу видно, юноша, что ты ничего не знаешь об армии! — барон был немного удивлён этим внезапным выпадом и поспешил пригвоздить наглеца надменной насмешкой. — Ты, поди, думаешь, что всё необходимое доставляется туда на телегах и санях? А для чего же тогда императорский флот, а? Все легионы, расположенные на побережье, обеспечиваются с моря. Есть, конечно, и сухопутное сообщение, но такие важные вещи как зимнее обмундирование доставляют заблаговременно, по морю. Так что либо их интендант — кретин, либо в столице что-то напутали с бумагами…
— И ваш легион тоже снабжают морем? — с самым наивным видом, на какой был способен, поинтересовался Брум.
— И снова мимо! — хохотнул барон. — Ты же сам упомянул про близость Тавера! Труон в этом плане будет получше любого моря! По нему сообщение не прекращается ни зимой, ни летом! Боги, видать, крепко поцеловали меня в макушку при рождении, раз уж я оказался здесь, а не где-нибудь на пустынных пляжах востока!
— Но всё же, — не унимался Брум, пытаясь не дать барону вновь переключится на брата. — Даже просто прокормить такую ораву непросто! В городе говорят, что в нашем легионе едва ли не десять тысяч человек!
— Чего только не говорят в этом городе! — снисходительно посмеялся Ворлад. — Не правда ли, Овед? Для простолюдинов что легион, что когорта — всё едино! Они и не представляют, что такое десять тысяч! Кто из них сможет досчитать хотя бы до тысячи?
— Значит, меньше? — изобразил разочарование Брум.
— Штатная численность легиона составляет от шести до шести с половиной тысяч, — барон, как всегда, был рад показать своё превосходство. — Ты же понимаешь, что такое штатная численность, юноша?
— Понимаю, — вспыхнул Брум.
— Если ты спросишь легата, сколько легионеров под его началом — думаешь, он ответит? Или его центурионы скажут тебе? — Ворлад, похоже, начал входить во вкус — блистать знаниями ему нравилось даже больше, чем выслушивать городские сплетни. — Я тебе так скажу, Бруматт: во всём легионе лишь один человек знает фактическую численность с точностью до клинка — это интендант! Конечно, если он не такой кретин, как в легионе Лида!
Кажется, это был первый раз, когда барон снизошёл до того, чтобы обратиться к юноше по имени. Так вот оно что! Оказывается, столичному снобу просто не хватало внимания и обожания в последнее время. Давно минула та пора, когда Хэддасы ходили перед ним на цыпочках, заглядывая в рот, а после истории с Линдом обожание и вовсе заметно поугасло. Что ж, значит, нужно было дать этому напыщенному гусю то, что он хочет.
— И вы знаете? — Брум сам удивлялся тому, как умело он сейчас изображал щенячий восторг, явно льстивший самодовольному барону.
— Шесть тысяч сто двадцать шесть человек! — не ответил, а буквально провозгласил тот, упиваясь своей значимостью в эту минуту. — Как я и говорил — с точностью до человека!
— Невероятно! — возможно, неискушённый Брум сильно переигрывал, но не ожидавший подвоха барон Ворлад охотно принимал всё за чистую монету и расплывался в широкой улыбке. — Но ведь легион — это не только пехотинцы? Есть ведь и всадники! А много ли лошадей у вас?
— Больше восьмисот боевых и полсотни тягловых. Признаться, здесь я не готов назвать точного количества.