Каладиусу было тесно в рамках той магической парадигмы, которая в значительной мере уже устоялась среди выпускников Латионской академии. Конечно, сам он во многом выходил за эти рамки, но всё же ощущал, что для перехода на качественно новый уровень ему требуются принципиально другие знания.
Довольно много времени великий маг потратил, пытаясь войти в контакт с лиррами. Конечно же, больше всего ему хотелось бы встретиться с Дайтеллой, ибо не было, наверное, в мире смертного существа могущественнее неё. Однако древняя магиня исчезла столетия назад, и никто не знал – куда. Несколько лет Каладиус занимался её поисками, но нисколько не преуспел в этом. И он отступился, по крайней мере, на время. Великий маг понял, что покуда сама Дайтелла не соблаговолит подать ему какой-то знак, искать её бессмысленно – он либо вовсе не найдёт её, либо же найдёт, но великая затворница едва ли захочет с ним говорить.
Надо сказать, что подобная покорность не была в характере Каладиуса, но он прекрасно понимал, что в данном случае столкнулся с силой, ещё более могущественной и древней, чем он сам. И он уважал эту силу.
В Латионе хватало и других достаточно сильных магинь, и именно Каладиус настоял на том, чтобы некоторые из них могли получить придворные должности. Далеко не все представительницы древнейшего народа стремились стать активной частью королевства людей – в большинстве своём лирры жили довольно обособленно на юго-западе Латиона. Но в конечном итоге некоторые из них соблазнились обещанным влиянием и роскошью, и так при латионском дворе появились первые магини.
Но и здесь Каладиуса ждало разочарование. Лиррийские волшебницы ни в какую не хотели делиться своими секретами. Они готовы были принести свою магию на службу королю, но вот посвящать людей в тонкости лиррийской волшбы не хотели ни при каких обстоятельствах. Также никто из них не соглашался сделаться преподавателями в Академии. У лирр существовала собственная академия неподалёку от Варса, которая называлась Наэлирро – в переводе с лиррийского, «школа лиррийской магии». Там они готовили магинь, и человеческим профессорам даже не снились те сложности, которые вынуждены были преодолевать лиррийские наставники.
Впрочем, лиррийская магия, насколько сумел понять Каладиус, не являлась универсальной и строилась на природной предрасположенности к волшебству некоторых лирр. В этом смысле она уступала человеческой магии, хотя в целом была куда более могучей. Хотя у лирр всё же было чему поучиться – несмотря на то, что процесс манипуляции возмущением у них и людей был различным, но вот в создании артефактов древний народ мог соперничать с самими гномами.
Нам известно, какой интерес Каладиус питал к магическим артефактам и их созданию. Он в совершенстве овладел работой с драгоценными камнями и кристаллами, умел точно рассчитывать количество и размеры граней, их взаимное расположение, углы плоскостей. Всё это позволяло как бы запирать возмущение внутри камня, и при этом не давать ему ни вырваться наружу, ни разрушить своё узилище.
У лиррийских магинь было довольно много артефактов, вызывавших неподдельный интерес Каладиуса, но лирры весьма неохотно давали их в руки людям даже на время, крайне редко соглашались продать или обменять, и совсем никогда – объяснить принцип работы.
В общем, в какой-то момент времени великий маг осознал, что данное направление деятельности пока что не является перспективным. Возможно, когда-то люди и лирры отбросят предрассудки, копившиеся тысячелетиями, и между народами не останется ни вражды, ни тайн, но даже отличающийся легендарным долголетием Каладиус понимал, что вряд ли ему суждено дожить до тех времён.
Оставалось лишь развивать магическое искусство в том русле, которое было ему доступно. Каладиус не был столь самонадеян, чтобы полагать, что он достиг в этом предельных вершин. Понимание глубин и структуры возмущения могло бы дать ему ещё очень много. И вот во время одного из подобных озарений великий маг велел спешно заложить карету, хотя на дворе была ночь, и отправился в Академию. Он знал, что даже несмотря на столь поздний час, найдёт там нужного ему человека.
Возможно, читатель помнит, что когда-то очень давно, когда Каладиус только начал своё восхождение при дворе, в Академии была создана кафедра по изучению структуры возмущения, почётным профессором которой сделался сам великий маг. Поскольку Латионская академия высоких наук была глубоко консервативна, как и все подобные научные заведения, эта кафедра существовала до сих пор. За всё это время она так и не выпустила ни одного студиозуса, но штат её неизменно составлял несколько человек.
Как правило, это были чудаки, считавшиеся отщепенцами среди «уважаемых» членов Академии. По мнению большинства, они занимались совершенно нелепыми вещами, недостойными именоваться научными трудами. Авторитетные учёные маги полагали, что Каладиус – некая неповторяющаяся аномалия, и что подобные умения недоступны ни для кого, кроме него, а потому все те чисто теоретические изыскания, которые проводили на его кафедре, были сродни вычислениям возможностей полёта дождевыми червями.
Сам великий маг десятилетиями до этого не бывал на собственной кафедре, уже и позабыв о её существовании. Каково же было его удивление, когда пару лет назад к нему пришёл вдруг странного вида старик с целым мешком каких-то свитков и бумаг, и начал расспрашивать что-то о «сетчатой или канатной структуре возмущения».
Каладиус сперва едва не прогнал этого чудака, но, пообщавшись с ним из любопытства каких-нибудь десять минут, предложил ему старого кидуанского. Это был вернейший признак симпатии и уважения, хотя мессир Ликатиус, как звали посетителя, об этом, вероятно, даже не догадывался.
С изумлением великий маг узнал, что где-то в недрах Академии есть люди, которые по-прежнему пытаются постичь его возможности. Более того, они не теряли надежды получить из своих чисто теоретических рассуждений практический результат. В частности, в данный момент Ликатиус бился над вопросом, который он сам довольно поэтично называл «как оседлать возмущение». Однако для этого ему нужно было понять, что представляет собой ткань возмущения – переплетённые нити, похожие на рыбацкую сеть, или же некий струящийся поток, подобный бесконечному канату.
По гипотезе Ликатиуса, которую он подтверждал двумя страницами каких-то вычислений, совершенно непонятных Каладиусу, хоть тот и изучил курс математики и геометрии, если возмущение обладало свойствами пространственной перераспределённости (что бы это не значило), то вполне можно было бы почти мгновенно перемещаться на значительные расстояния, создав некую волну в поле возмущения, и «оседлав» её.
Ликатиус утверждал, что если поле возмущения имеет структуру решётки или сети, то при определённых условиях возможен перенос любой энергии от одной ячейки к другой. Математически это было, кажется, вполне реально, но получить данный эффект на практике не удавалось, ведь для этого необходимо было углубиться в структуру возмущения, что мог только Каладиус.
Великий маг, который давно уже маялся от скуки, пришёл в восторг от подобных исследований, ведь они обещали ему, в худшем случае, хоть какие-то развлечения, а в лучшем же могли значительно расширить его возможности. Действительно, если он сможет мгновенно перемещаться в пространстве – насколько могущественнее он станет! Внезапно появиться в осаждённом вражеском городе, или не тратить время на очередную поездку в Варс или Шеар… Правда, исходя из вычислений, выходило, что на это потребуется почти немыслимое количество энергии, но эту проблему и Каладиус, и Ликатиус планировали решить в своё время.
И вот сейчас, на протяжении уже более полутора лет, Каладиус был занят тем, что пытался проверить какие-нибудь теоретические выкладки, которые предлагал ему Ликатиус. Конечно, с этим были огромные сложности, ведь великий маг по-прежнему слабо разбирался в той силе, что была ему дана. Он мог пользоваться ею, но не всегда мог управлять, подобно тому, как человек не может контролировать температуру собственного тела или скорость роста волос.