Иногда моряки слышали странные звуки, вновь раздающиеся будто и сверху, и снизу. Всё чаще в портовых тавернах пугали рассказами о морских гадах размером с линкор, гигантских змеях, морских драконах. Ни одного нападения до сих пор зафиксировано так и не было, так что скептики списывали всё на расстроенное воображение людей, попавших под воздействие необычных аномалий. Однако же доподлинно никто не мог ни доказать, ни опровергнуть эти слухи.
Эйрин ни словом не обмолвился ни о Драонне, ни о Бараканде. Естественно, он понимал, что его просто сочтут сумасшедшим. Он был уверен, что эллорская пустыня сама по себе хорошо скроет её обитателей, и о них никто не узнает до тех пор, пока они не явят себя сами. Принц никак не мог выбросить из головы последних слов Драонна о том, что свобода придёт из-за западного горизонта.
Война между лиррами и людьми продолжалась. Остатки лиррийского народа укрывались в лесах на севере и востоке. Некоторые отправлялись и на Эллор, пытаясь создать там собственные поселения, так что через какое-то время война, хотя в гораздо более тихом и уменьшенном варианте, перебросилась через океан. Увы, но лирры безнадёжно проигрывали эту войну, так что волей-неволей надеяться оставалось только на Драонна и его рукотворных чудовищ.
Одним из итогов этой войны стало появление школы лиррийской магии Наэлирро. Магини веками искали способы упростить и, по возможности, взять под контроль процесс пробуждения новых магинь. Долгим изучением различных практик, эликсиров и заклинаний им удалось создать вполне рабочую методику, которая сводила к минимуму смертность среди пробуждающихся, а также гарантированно позволяла спровоцировать само пробуждение.
В перспективе можно было бы создать целую армию магинь, но тут возникало сразу несколько проблем. Во-первых, лирр в принципе было не так уж и много, и ещё меньше среди них было девочек подходящего возраста, так как начинать работу с ними необходимо было не позже, чем с шести лет от роду. Во-вторых, магини были бесплодны, и если бы основатели Наэлирро, которые, кстати, почитали себя приверженцами выдуманного Ворониусом общества Лианы, слишком рьяно взялись за дело – лиррийский народ просто вымер бы, даже если бы удалось переломить ход войны с людьми.
В общем, хоть это и казалось страшным и безумным, но, похоже, у лирр действительно оставалась единственная надежда – император-маг с запада, и его колдовские легионы.
***
Столетия сменяли друг друга. Драонн давным-давно уже забыл думать о той войне, что шла на Паэтте между его народом и людьми. Ему было абсолютно не интересно – чем закончилась эта война, и закончилась ли вообще. Он давно уже не был лиррой и почти позабыл – каково это.
Совсем другая проблема беспокоила чёрного императора. Он всё никак не мог обзавестись наследником. Не реже чем раз в год кто-то из Двенадцати доставлял ему новое вместилище для его плода. Обычно этим занималась Кэрр. Она похищала в людских поселениях женщин самого разного возраста – от девочек, чьё лоно лишь недавно впервые исторгло лунную кровь, до тех, чьё чрево должно было вот-вот засохнуть, лишившись божественного дара зачатия.
Драонн впускал в них своё семя, не чувствуя никакого удовольствия – вообще ничего. Кто-то умирал ещё во время этого страшного соития – император чёрных магов был неистов и силён. Большинство же других бедняжек умирали обычно через восемь-двенадцать недель после зачатия. Умирали в страшных муках – начинавший формироваться плод словно выжигал их изнутри.
Сколько женщин побывало на его каменном ложе за все эти столетия – Драонн не мог прикинуть даже примерно. Собственно, ему и не было до этого никакого дела. Имело значение лишь одно – сын, наследник.
Шло время. Около двух тысяч лет минуло с тех пор, как тогда ещё лиррийский принц Драонн прибыл на Эллор. И наконец судьба выбросила правильный расклад на своих костях. Это была совсем молодая ещё девушка – едва ли ей было хотя бы шестнадцать. Но она была крепко сложена, а главное – у неё был крайне редкий для магических миров дар. Девушка не могла чувствовать возмущение ни в какой форме, даже в самой примитивной, какая обычно бывает доступна простым смертным, не владеющим магией.
Это был идеальный изолированный сосуд. Изолированный от той мощи, что таил в себе ребёнок. Девушка вполне сносно перенесла беременность, хотя плод был необычайно велик. В последние дни перед родами будущую мать рвало кровью, затем она стала кровоточить и между ног. Кэрр, не отходившая от неё ни на секунду с тех пор, как та понесла, делала всё возможное, чтобы сохранить дитя, поскольку стало ясно, что роженица умирает.
В эти последние для себя часы девушка страшно мучилась. Было очевидно, что самостоятельно разрешиться от бремени она не сможет. И тогда, понимая, что драгоценное время уходит, Кэрр своей когтистой рукой разорвала живот роженицы и извлекла оттуда покрытого кровью младенца. Он умирал, его кожа была почти фиолетового оттенка.
И тогда, читая вслух заклинания, Кэрр поднесла младенца к разорванному чреву его матери. Та ещё дышала, хотя и доживала уже свои последние минуты. Кровь обильно бежала из разверстой раны. Кэрр уткнула лицо малыша в кровавое месиво, и тот вдруг начал сосать эту кровь, кровь своей матери. Вскоре кожа его стала розоветь, и он, оторвавшись от кровавого пиршества, испустил свой первый крик на этой земле.
Так родился Баун-полукровка, сын Драонна, позабывшего своего отца. Бараканд подтвердил, что младенцу уже ничего не угрожает, и что он будет жить. Сразу нескольких кормилиц доставили Герцоги в Оф. Но никто из них не удостоился чести кормить своей грудью будущего императора. Их молоко Кэрр смешивала с кровью матери Бауна и в таком виде давала быстро растущему малышу.
Драонн так больше и не увидел Паэтту. Всю свою долгую жизнь – почти три тысячи лет – он провёл на Эллоре, погруженный в собственные изыскания. Ему не было интересно ничего кроме этих экспериментов, а потому он был рад, что за это время Бараканду так и не представилась возможность переступить через барьеры. Глядя на Бауна, Драонн желал, чтобы именно ему выпала такая участь – сын не был столь увлечён теорией как отец, строя различные планы по завоеванию мира, совершенствуясь в боевой магии, мечтая об экспансии.
Лишь Бараканд удержал Бауна от нападения на восточные колонии, понимая, что иначе ему не заполучить сосуды для будущих продолжателей династии императоров Тондрона. Драонн уже мало ввязывался во всю эту возню. Исполнив свой долг перед великим орлом, дав ему наследника, он полностью отошёл от дел, проводя почти всё время далеко на западе в размышлениях и медитациях. Формально он всё ещё был императором Тондрона, но фактически эту роль теперь уже исполнял Баун. Двенадцать Герцогов теперь тоже неотлучно находились рядом с сыном, но это не тяготило и не огорчало Драонна.
Последние годы первого императора-мага были покойны и неторопливы. Он постигал самые глубины магии, с особым интересом изучая некромантию. Но Драонн не пытался отсрочить свою смерть или победить её. Он давно уже был готов умереть – жизнь, пусть даже и столь интересная, пресытила его.
Он даже не думал о том, что будет с ним после – есть ли тот Белый Путь, о котором твердят жрецы, и куда он приведёт душу чёрного мага, если та ещё осталась у него. Всё это было неважно. Именно теперь, в самом конце своей жизни Драонн вдруг понял, что в мире вообще нет ничего важного. И это было главным озарением за всю его долгую жизнь.
В один из дней, находясь, как обычно, в своём прибежище для медитаций, Драонн понял, что умирает. Эта мысль не испугала, не расстроила и даже не заинтересовала его. Он воспринял её лишь как факт. И как сигнал к тому, что нужно возвращаться в Оф. Ибо он – по-прежнему император Тондрона, а император Тондрона должен умереть на собственном троне, взирая на дело рук своих.
– Всё-таки стрела нашла свою цель, – сам не понимая, что это означает, прошептал Драонн и улыбнулся впервые за тысячелетия.