Тем летом у них гостило семейство Кассолеев, причём на сей раз приехала и Дайла. Магиня была в неизменно чёрном одеянии, скорченная в своём кресле. Надо признать, Биби явно недолюбливала свою тётку. Во время поездок в Кассолей она вообще старалась избегать Дайлу и заметно нервничала в её присутствии. Здесь же, в стенах своего дома, она была чуть смелее, но всё же не могла скрыть отвращения, когда ей пришлось подойти и поцеловать восковый лоб магини. Впрочем, если Дайлу это как-то и задевало, она не подавала виду.
Вот и теперь, когда Билинн быстро чмокнула её, тут же отдёрнувшись, словно коснулась губами раскалённого котла, Дайла сохранила ту же невозмутимую мину, с какой она обычно и восседала в своём кресле. Однако буквально через несколько секунд это равнодушие вдруг растаяло на её лице, и магиня внимательно вгляделась в девочку. Этот странный взгляд заметили все, в том числе и сама Биби, которая тут же юркнула за надёжную мамину спину. Наверное, она показала бы сейчас колдунье язык, если бы посмела.
Дайла быстро совладала с собой, и уже через минуту ничто не напоминало об этом странном инциденте. И он на какое-то время вылетел из головы Драонна, который сейчас больше думал о том, как бы достойно принять нагрянувшую родню.
Тему вновь подняла уже Аэринн – ночью, когда они оба были в постели и готовились ко сну.
– Ты заметил, как странно смотрела сегодня Дайла на Биби?
– Ну а кому понравится, когда собственная племянница шарахается от тебя, как от огня? – пожал плечами Драонн, но эта мысль, брошенная Аэринн, внезапно ноющей занозой засела и в его мозгу.
– Вряд ли дело в этом, – озабоченно покачала головой Аэринн. – Здесь что-то другое. Она словно что-то увидела в Биби.
– Ты хочешь сказать?.. – во рту Драонна внезапно пересохло и стало очень мерзко.
Аэринн не отвечала, лишь сидела, насупившись, машинально проводя гребнем по своим тонким волосам. Видя, что она молчит, Драонн был вынужден сам закончить свой вопрос.
– Думаешь, она чувствует, что Биби может стать магиней?..
– А разве они способны такое чувствовать? – вскинулась Аэринн.
Конечно, все знали, что угадать в девочке будущую магиню практически невозможно – по крайней мере, если такой способ и существовал, то пока ещё был неизвестен. Магия для лирр была даром, граничащим с проклятием. Угадать предрасположенность к работе с возмущением было сложно и у людей, и у гномов. Но это было всё-таки возможно, и опытный маг мог, потратив известное количество времени, довольно точно определить – стоит ли дальше тратить силы и время на обучение того или иного претендента. У лирр всё было куда сложнее.
В отличие от людей и гномов, лирры изначально были существами, если так можно выразиться, магическими. То есть их чувствительность к возмущению изначально гораздо выше, чем у других рас. Причём это касается как мужчин, так и женщин. Казалось бы, они изначально созданы для волшебства, но это было не так.
В Сфере всё так или иначе подчиняется закону равновесия. Это не только непреложный закон – это основа самого существования Сферы, защита от неизбежного Хаоса. И этот жестокий, но справедливый закон означал, что если лиррам будет много дано в одном, то непременно взыщется в чём-то другом, чтобы компенсировать это отклонение от равновесия. И одним из таких ограничений было то, что лирры-мужчины, ощущая возмущение всеми порами души и тела, не имели возможности использовать его – подобно курицам, имеющим крылья, но не могущим летать.
Второе ограничение было куда хуже первого – женщины-лирры, которые имели предрасположенность к магии, платили за это страшную цену. Возможность работать непосредственно с возмущением каким-то образом воздействовала на весь организм – становясь магиней, женщина претерпевала тяжкие телесные трансформации. По-видимому, это было очередное проявление закона равновесия – чем больше духовных, говоря условно, сил приобретала магиня, тем ужаснее были потери сил телесных.
Мы уже говорили, что Дайла, например, претерпела существенные изменения в скелете – её конечности словно пытались скрутить узлом, да и позвоночник, особенно в шейном отделе, был искривлён совершенно противоестественным образом. Совершенно очевидно, что всё это причиняло женщине чудовищную боль.
Взамен, правда, лиррийские магини получали магию более мощную и свободную, нежели у других народов. Правда, не все знали, что потом с этой магией делать. Конечно, многие поступали в обучение к другим магиням, пытаясь постичь премудрости работы с возмущением, ведь сама по себе склонность к колдовству не делала ещё их настоящими волшебницами. У каждого разумного существа есть руки, но далеко не каждый с помощью этих рук может поставить дом или бить без промаха из лука. Так и здесь – боги давали несчастным лишь условные магические «руки», но учиться пользоваться ими нужно было самостоятельно.
Некоторые – такие как Дайла, например, не имея то ли честолюбия, то ли силы воли, вообще пускали всё на самотёк. Старшая сестра Аэринн, будучи достаточно сильной волшебницей, тем не менее отказалась покинуть родной замок и отправиться учиться, хотя вначале ей делались подобные предложения от нескольких довольно известных магинь.
Для многих это казалось несусветной глупостью – если уж у тебя многое отняли, то следует, по крайней мере, компенсировать это чем-то иным. Но Дайла неизменно отвечала на подобные слова одно и то же – «я потеряла много, и не хочу потерять ещё больше», имея в виду, конечно, свою семью. Правда, таких как Дайла было явное меньшинство.
Нельзя не отметить, что физические увечья были не самой страшной проблемой для потенциальных магинь. Примерно одна девочка из семи погибала в страшных муках от внутренних кровоизлияний, разрывов органов или просто болевого шока. Многие великие магини работали над созданием эликсиров и снадобий, которые могли бы как-то помочь несчастным, но пока особенных успехов достигнуто не было, поскольку непонятым оставалась главное – сама природа происходящего.
Так что несложно понять, почему эта мысль вызывала такой ужас у Драонна и Аэринн. Последняя вообще не понаслышке знала о том, что такое быть магиней – хотя она и была гораздо моложе Дайлы, так что не могла видеть её ни до её превращения, ни во время него, но по скупым рассказам сестры и по подавленным вздохам матери она могла представить, насколько это страшно.
Вообще, конечно, риск был велик. По неким необъяснённым пока причинам магинями становились только девочки-первенцы. Случаев, когда старшая дочь осталась обычной, а последующая внезапно претерпевала магические изменения, было так мало, что хватило бы и пальцев одной руки, чтобы сосчитать их все. И ни один из них не был со счастливым концом – все они не выживали.
И хотя склонность к магии, кажется, не была наследственной, однако множество неблагоприятных факторов сплотилось вокруг Биби, так что можно было бы ожидать худшего. И для Аэринн, и для Драонна этот исход был определённо худшим – здесь они отличались от многих честолюбивых родителей, которые очень радовались, если их дитя становилось магиней.
– Поговори завтра с Дайлой, – как можно мягче и спокойнее сказал Драонн, понимая, что его жена на взводе. – Может быть мы просто напридумывали себе чего-то.
– Хорошо, – устало произнесла Аэринн и, отбросив наконец гребень, откинулась на подушки.
Какое-то время они лежали молча, не туша свеч. Ни он, ни она не смыкали глаз, глядя в тьму, сгустившуюся под потолком.
– Я пойду сейчас, – резко скидывая с себя одеяло, вновь села Аэринн. – Иначе я не усну.
– Но Дайла, возможно, уже спит… – робко возразил Драонн.
– У неё вечная бессонница, – поморщилась словно от боли Аэринн. – Уверена, что она не спит.
Встревоженная девушка не взяла даже свечи – за столько лет она изучила уже каждый уголок замка, а кроме того, не хотелось потревожить кого-нибудь случайным отблеском света.